Порадовала меня сегодня баба Маня. Так что-то настроение с утра не налаживалось, а тут… сходил за хлебушком. Мимо бабы Мани тут не пройдешь. Двойная выгода! Кто не хочет, чтобы баба Маня знала всё, или без хлеба сидит, или идёт за ним вокруг, через противоположный выход. Единственный вне контроля бабы Мани. Но… Это относительно. Там сидит с лекарственными травами баба Оля, закадычная подруга бабы Мани. Так что баба Маня все равно знает всё! Зато вы, думая, что не всё, идёте лишних триста метров. Так что или хлеба меньше, или больше, но сжигаете это больше на трёхсотке или… покупая по пути домой, но уже не горячий хлеб. Этот-то магазин при хлебозаводе. Так что выгода даже тройная.
Что-то я с калориями… Отвлекся, извините. Просто только сейчас задумался, может и мне начать избегать бабу Маню? Тут и хлеба меньше и движения больше и не горячий… Да… Опять меня.
А что мне бабу Маню бояться? Она и так знает про меня всё! Так что я напрямик и за горячим. На мою, как оказалось, не беду, баба Маня изнывала без собеседника. Так что стоило Шельме вильнуть хвостом, и я уже в зоне контроля бабы Мани.
Баба Маня говорит на русско-украинском суржике. Поэтому, я тут же услышал следующее. — Эй, Алони, иды но сюды но! Хоть я знаю, что баба Маня знает про меня всё, я непроизвольно сделал две шаги на месте. Это мозг автоматически включил сигнал опасности и стал почти в панике приказывать мне смываться.
Я героически подавил паническую атаку и пошёл к бабе Мане с почти счастливой улыбкой. Больше натянуть улыбку у меня не получилось. Но бабе Мане было не до моего базарного этикета. У неё была НОВОСТЬ, Свежая! Только вечером испеклась!
— Слушай! Что вчера было! — начала старуха. Я знаю, что тут вопросов задавать не нужно — всё равно не ответят. Сказали слушать, слушайте. Вот я и сделал выражение номер два базарного этикета. Называется я весь внимание. Голова чуть наклонена вперёд, брови слегка нахмурены, в глазах искренний интерес. Губы… на ваше усмотрение. Но только не недоверчивая ухмылка! Это позиция номер четыре, когда вам втюхать что-то хотят.
— Таааакое! Идём мы значится с собачками домой. Прохожу мимо остановки у четвёртой школы, а там оттуда… кааак зарычит! Я подумала, что это на моих собачек… Но потом слышу. Собаки так не рычат!
— И знаш (откуда у неё это знаш волжанина?), от чего я похолодела? Мои собачки вообще никак не реагировали! Я поступала ногой… А оно притихло… а потом ещё громче! Во думаю, нечистая, что же это? А подойти боюсь! — тут старушка сделала такие глаза, что я и сам бояться начал! Как будто сам там был!
Немного притишив ужас и изумление во взгляде, но, видимо забыв вернуть глазам прежнюю форму, баба Маня продолжала.
— Когда смотрю, моя товарка идёт, Олька! — (Я уже упоминал, это тайный агент бабы Мани), — Я подзываю её и рассказываю. Я тебе говорю, она больше меня испугалась. Прямо уписалась! — ну, выражения старая никогда не подбирала.
А ты же знаешь, Алони, что сейчас везде про эту чупакабру пишуть, — продолжала баба Маня. Воть мы решили, она, ей Богу она!
— А уже темнеть начало…- продолжает старушка. Ну, думаю, долго же вы боялись! Рынок в семь закрывается, а темнеет в десять!
— И тут смотрим мы с Олькой (Ольке лет семьдесят), мужчинка идёт. Мы позвали его. Подошёл. А оно, будь оно здоровое, рычит! — тут опять глаза стали такими, что я как домохозяйки в сериалах, стал сопереживать.
— Мужчинка современный оказался. Плюгавенький и, видно, что тоже испугался. Мен, одним словом! — у меня глаза на лоб полезли от слова мен! Но, видимо баба Маня посчитала, что я проникся и тоже оказался современным.
Повествование лилось рекой.
— Ну, испугался или нет, а фонарик у него был! Олька схватила его, фонарик, и давай светить, — теперь мне стало понятна причина испуга обеих баб Мань-Оль. Она была незыблема как лозунг из советского киножурнала «Хочу всё знать!» Да и звучала так же.
— И шо ты думаешь, Алони, там рычало? — я так заслушался, что чуть не пропустил позицию номер три этикета – голова и брови резко вскидываются вверх, в глаз появляется безудержная весёлость.
— Там спал пьяный молодой парень и громко храпел, паршивец! Чупакабра мать его! — я так и не понял, это прямое порицание матери паршивца, или просто лёгкое ругательство.
— Воть, а вы мне разное там про ужасы! – эта фраза, видимо, из вчерашнего разбора полётов с баб Олей.
Я так смеялся, что чуть не дождался рассказа о счастливце на Канарах. Но вовремя, правда, немного театрально, хлопнул себя по лбу, показал бабушке большой палец, мечтательно закатив глаза и покачав головой, чем выполнил ритуал прощания с бабой Маней, рванул за хлебушком. По пути я думал, что баба Маня теперь знает как выглядит чупакабра. Совсем не страшно! А баба Маня знает.
