«Сегодня в 138-ой общеобразовательной средней школе в присутствии почетных гостей мэрии и управления народного образования, состоялось значимое событие в жизни учеников.
В торжественной обстановке под мемориальной доской на фасаде школы была замурована капсула с обращением к потомкам грядущего поколения…»
Я выключил телевизор и достал наш потёртый семейный альбом с фотографиями.
Наш с мамой семейный альбом.
Затем вытащил новенькую капсулу и стал писать письмо.
«Письмо 50-летнего сына
своей цветущей и молодой маме
со своим шестилетним мной»
Дорогая мама.
Сейчас я намного старше тебя, посему, позволь с тобой поделиться детскими воспоминаниями и взрослыми суждениями.
Поверь, я имею на это право.
Мама, я многое помню из той короткой и бесконечно длинной жизни под названием детство.
Не подумай, я только о хорошем.
Потому что…
Потому что, плохого – просто не было.
А те горючие детские обиды с годами растаяли сами по себе.
Ну, потому что – я же рос…
Я взрослел…
И кроме того, что я твой единственный помощник и защитник, я стал понимать и другое.
Но, мама, поверь!
Даже сейчас я верю в то, что преданней и надёжней меня – шестилетнего защитника, у тебя больше не будет.
Ты даже не представляешь, как я хотел тебя защитить.
От плохой погоды, той простуды, громких соседей, лопнувшей батареи, беспардонного слесаря, вечно недостающих денег,
и любого,
даже брошенного вскользь, мужского взгляда.
Мама, я помню, как на тебя смотрели мужчины.
И я по-прежнему, помню всех твоих мужчин.
…или почти всех…
Ну потому, что их было так немного в твоей жизни.
Того хамоватого дядю Валеру, который каждый раз совал мне целый рубль на кино.
И того интеллигентного и настолько же безликого, что я так и не смог запомнить его имя.
И того…
Да дело даже не в них.
Я помню, как в мои тринадцать ты, пожалуй, единственный раз в жизни…
Со слезами и навзрыд:
— Да я тебе всю жизнь…
— Да я из-за тебя замуж не вышла…
Ну всё то, что обычно в сердцах может сказать мама своему любимо-невменяемому отроку…
Мама!
Я очень хочу тебя попросить сегодня только об одном:
Пожалуйста, будь со мной тогда шестилетним строже!
Я понимаю, что твой я – самый замечательный и только твой.
Я понимаю, что тебе нелегко.
И что ты меня очень любишь.
И именно поэтому, я очень тебя прошу. Будь строже.
И не позволяй бабушке меня…
Нет, не баловать.
А по любому поводу меня защищать от тебя и бесконечно сюсюкать.
Мне потом будет очень тяжело. Мама.
Я это знаю точно.
Как уже точно знаю и то, что настоящая мамина любовь – это не только ласка, одобрение и поощрение.
А и требовательность, и строгость.
Я же у тебя мужчина, хотя и шестилетний…
Потом позже, даже через много лет я всё это осмыслю.
И правильно оценю.
Хотя знаешь, я всегда буду тебе благодарен за всё то, что ты сделала и за всё то, что ты не успела сделать для меня…
Мама!
Я, как и тогда в свои шесть, очень хочу тебя защитить.
Только уже не от громких соседей, плохой погоды, вечно недостающих денег и даже дерзкого мужского взгляда.
Я очень хочу тебя защитить от ненужных сомнений и необдуманных решений.
Я хочу, чтобы ты ТОГДА уже знала, что все эти общепризнанные принципы, общественное мнение, громкие девизы и дешёвые лозунги – это полная чушь…
Которая только мешает тебе жить, мама!
Да не нужны никому все эти
«Ради», «Во имя», «Что люди подумают» и «что люди скажут».
Живи, моя родная!
Дыши уже тогда полной грудью без сомнений и боязни укоров.
Ты всё сделаешь правильно.
Ты самая красивая и молодая.
А ещё у тебя есть твой шестилетний я.
И я тебя очень люблю».
С пожелтевшей фотографии на меня смотрели шестилетний я и красивая и молодая мама тем далёким и очень жарким летом…
