Испания. Конец дороги «туда»
Вот ты и осталась позади, такая большая страна – Франция. Перед нами распахнула свои объятия жизнерадостная и немного бесшабашная Испания. Здесь и вправду почти всё население не знает английского языка, но, в отличие от мнимо непонимающих тебя французов, никто не надует щек и не обойдет молчанием твой вопрос на английском. Наоборот, начнут тараторить по-испански, как из пулемета, с горячностью и бурной мимикой, чтобы ты, бедный, понял, наконец, их ответ.
С изумлением вспоминался снег на гранитных скалах вдоль дорог в Финляндии: тут вовсю царило настоящее лето! Муж с Асей уже нежились в шезлонгах на пляже, поджидая меня, и писали мне вопросительные эсэмэски. А мне еще надо было добраться до Барселоны, отправить Лиду домой и только тогда встать на финишную прямую к ним длиной в шестьсот километров. К этому моменту я уже очень устала и мечтала о нескольких днях отдыха вместе с ними, без какого-либо упоминания о вождении машины. Поэтому Лидин стон о том, что мы проезжаем мимо Фигераса: «Там же музей Сальвадора Дали, когда еще мы там сможем побывать, а тут – мимо же едем?!» – я проигнорировала. Этот вечерний заезд в Фигерас, когда музей уже закрыт, мог обернуться потерей целого дня для моего короткого отдыха (Асин-то отпуск тоже лимитирован). Едем-летим в Барселону без остановок! «Смотри!..» – печально и восторженно показывала сестра на небо – «это же загадочные сигарообразные облака с полотен Дали: так он их, оказывается, не выдумал!»
Я предвкушала Лидино восхищение красотой Барселоны. Наш папа полжизни проплавал: был моряком загранфлота. Когда мы в далекие советские времена, без какой-либо надежды увидеть другие страны, спрашивали его, какой город мира ему понравился больше всего, он, мечтательно улыбаясь, называл два города: Барселона и Буэнос-Айрес. Буэнос-Айреса я не видела, а вот Барселону сама полюбила.
Мы въехали в Барселону вечером, уже в темноте. Гостиницу я сняла в самом оживленном и тусовочном месте, на Рамбле, потому что там я уже не раз останавливалась и всё знала. Это было важно, потому что я собиралась утром сориентировать Лиду в пространстве: посадить её на экскурсионный автобус и уехать к мужу и Асе. Рамбла – это прекрасно, но взамен мне пришлось порулить в море гудящих машин и развеселых людей, зачем-то кидающихся мне под колеса. Не могу сказать, что я развеселилась в ответ: вспотевшие руки на руле, занемевшая нога на тормозе и охрипшее от ругательств горло. Броуновское колыхание пьяных физиономий в раме лобового стекла порой завораживало.
Известие, что завтра я оставлю Лиду в Барселоне одну до ее отлета вечером в Петербург, а сама уеду к мужу, чтобы выиграть день, ввергло её в тоскливую тревогу. Лида еще никогда не летала одна. А вдруг она потеряется на маршруте экскурсионного автобуса? А что она скажет таксисту, чтобы попасть в аэропорт? А если отложат рейс, что ей делать? А вдруг таксист привезет не в тот терминал? Все эти ужасы, теснящиеся в ее голове, накрепко закрыли тот человеческий канал, при помощи которого люди воспринимают красоту вокруг себя. Ничто уже не имело значения. Никакой Гауди не мог вытеснить Лидиных опасений. Сестра загоревала взаправду.
Я, конечно же, все предусмотрела: поговорила на ресепшен в отеле и заранее оплатила номер, попросила их вызвать такси к определенному времени, объяснила им, что сестра не знает языка и очень волнуется, написала на испанском для таксиста слова «аэропорт, терминал №1» (чушь, но Лиде спокойнее), дала ей денег на непредвиденный случай, купила билет на весь день на экскурсионный автобус “Hop-on Hop-off” (он идет по кольцу и возвращается к отелю), но почему-то начала тревожиться за Лиду и стала смотреть на город уже её глазами. А город на улице Ла Рамбла неистовствовал! Люди шли навстречу непроходимой стеной, кругом орала музыка; внезапно на тебя кидались разрисованные актеры, только что в оцепенении изображавшие замершие статуи; продавцы каких-то китайских светящихся летающих игрушек то тут, то там запускали их в небо; спотыкаясь, то и дело, на тебя валились довольно пьяные люди; всюду тявкали электронные игрушечные собачки; и кругом гудели озверевшие таксисты. Прекрасная Барселона, неожиданно для меня самой, стала терять свою прелесть и на глазах превращаться из породистой красавицы в подвыпившую дурнушку. Что значит – идентификация со значимым для тебя индивидом!
Лида упрашивала меня остаться и довезти ее в аэропорт на нашей машине. Кроме потерянного дня (в час ее отлета я уже планировала доехать до мужа, а в случае проводов, мне бы пришлось ночевать и приехать на сутки позже), это грозило мне еще и кучей неприятностей с поиском парковки, терминала, въездов-выездов, и изрядной нервотрепкой при возвращении на гудящую Рамблу.
Настал час прощания. Я провожала Лиду до автобуса. В свою очередь, Лида провожала меня взглядом приговоренного к смертной казни. Внутри меня расположился какой-то эсэсовец и уже прочищал автомат. Я ненавидела себя. Но, в конце-то концов! Еще совсем недавно я тоже только начинала познавать мир Европы, тоже без языка и, между прочим, без сестры, которая загодя уже решила все возможные проблемы. Надо же когда-то начинать быть самостоятельной, учить язык, становиться по-настоящему взрослой – твердила я себе. Неожиданно, большая, немного неуклюжая Лида остановилась и сказала: «Знаешь, кого я сейчас себе напоминаю? Пастора Шлага. Помнишь, когда Штирлиц переправлял его через границу: он посмотрел пастору вслед, и у Штирлица защемило сердце – пастор совсем не умел ходить на лыжах…». Лида как-то по-детски беззащитно улыбнулась и вдруг заплакала. Потом она села в экскурсионный автобус и долго махала мне рукой, сжимавшей мокрый платочек. Я помахала ей в ответ.
И ушла.
В отель.
За вещами.
Господи, да что же это такое! Ну почему мне её так жалко?! Помнится, в фильме Штирлиц в конце концов подумал про пастора, что «ничего, идти недалеко – дойдет!». Я тоже подумала что-то в этом роде, но вот почувствовала себя почему-то не Штирлицем, а Геббельсом. Почему Лида способствует появлению во мне этого отвратительного чувства, что я предала маленького ребенка?! Одновременно с жалостью во мне начинала разыгрываться злость. С какой стати я должна с ней так нянчиться, а взамен еще и чувствовать себя последней мачехой?! О, только не это: опять я лезу на родительское место в наших отношениях! Спокойно. Ты – только сестра, всего лишь сестра, и у тебя есть куча своих собственных проблем! А ее проблемы она должна преодолевать сама.
Придя в отель, я написала Лиде убедительно-убеждающее письмо о необходимости, наконец-то, стать взрослой. В финальной строке таращилась патетическая фраза: «всё, что нас не убивает, делает нас только сильнее!» И я решительно вышла из номера.
Так непривычно было сесть в машину одной. Под конец нашего путешествия мы с Лидой идеально отработали наше взаимодействие на маршруте: Лида сопоставляла реальную дорогу с картой навигатора на планшете, считала съезды кругового движения, заранее предупреждала о камерах и давала отмашку на повороты, чтобы мне не отвлекаться на экран планшета. Я двинула из Барселоны на юг. Впереди был круг, по меньшей мере, с восемью съездами. Город, движение быстрое, я просчиталась со съездом. Новая попытка, и снова не туда. Опять кружу, въезжаю в какой-то карман: неудача! Делаю очередной заход. Круг оказался заговоренным – никак не выехать, не отпускает меня Барселона. Или Лида? Чуть не попала на паромную переправу с невозможностью разворота, какое-то наваждение. Я съехала в тень и стала сличать карту со схемой в навигаторе. Неожиданно мне очень захотелось, чтобы Лида была рядом. Пусть – беспомощная, по-детски наивная, излишне подробная, медленно собирающаяся и до боли зубовной аккуратно пакующая вещи! Такая родная Лида.
Я подъезжала к дому, где меня уже заждались муж и Ася, почти ночью. Глаза покраснели от рулёжки в темноте: вот-вот усну на дороге. Лида успешно добралась до аэропорта, села в самолет и уже улетела в Питер. Всё это, слава Богу, её не убило, и она, естественно, стала сильнее. А я ехала и думала, что, наверное, это навсегда останется так: я буду вечно старшая, решительная, стойкая. И я всегда буду мстить Лиде за тот надкусанный корж различными пугалками, вроде поездки в горы. И всегда у меня будет сжиматься сердце, если я потребую от нее взрослости, потому что я не смогу избавиться от мысли, что она, как пастор Шлаг – совсем не умеет ходить на лыжах.
Позже выяснилось, что от расстройства и тревоги Лида не разглядела главную морскую достопримечательность Барселоны, о которой твердил нам папа-моряк в детстве – памятник Колумбу, хотя Колумб стоял себе преспокойно прямо на маршруте ее экскурсионного автобуса. Видимо, Барселона, так не хотевшая меня отпускать, надеется, что однажды мы с Лидой туда вернемся.
Продолжение следует…
Круто!!!
Спасибо вам!