Рекс Германарих
Наконец дорога пошла в гору и скоро перед нашими глазами предстала незабываемая картина. Мощный пологий склон, сколько хватало глаз, был обнесен частоколом в два человеческих роста. Над частоколом нависали сторожевые башни, расстояние между которыми составляло около пятидесяти футов. Вполне достаточно для смертоносного броска дротика или выстрела лучника. За склоном, бросая тень, высились неприступные гранитные скалы, надежно защищая тыл ставки короля Германариха. Перед крепостью простиралось широкое озеро, сильно заболоченное по краям. Озеро было настолько широким, что по нему было переброшен не один, но сразу несколько деревянных переходов-мостов, опиравшихся на внушительные подпорки. Подошли к валу. Тут мы оставили телохранителей Мезамира: Исаака да Добрыню. «Таков порядок», ― просто объяснил Атаульф. Настежь распахнулось дубовые, окованные железом ворота, впуская конных готов, нас с Мезамиром да антов-посольских. Войдя внутрь укрепления, я сразу понял, что мы, наконец, в Данпарштадте.
…Домов не было вовсе, только палатки и казармы. Между ними ― широкие, в тридцать римских футов, каменистые улицы. В Данпарштадте женщин не наблюдалось, готские солдаты передвигались преимущественно в строю. Откуда-то сбоку слышались удары молотов о наковальни, ветер донес ни с чем несравнимый запах окалины, горячего металла. Видать в полную силу работали кузницы, снабжая готскую армию наконечниками для стрел и копий. Из арсеналов, пробитых в окрестных скалах, солдаты выносили новые щиты и мечи: по большей части «германские» спаты, также принятые на вооружение римлянами и предназначенные для борьбы с конницей. Оружие подсчитывалось и аккуратно расставлялось у деревянных распорок подле пустующих палаток из грубошерстной ткани. «Видно, ждут подкреплений ―, решил я. — К большой войне готовятся».
Подошли к высокому каменному зданию, странной попытке неведомого архитектора совместить сторожевую башню с дворцом. Оттуда вышла большая процессия вооруженных людей. Впереди, в темной накидке, несмотря на жару, вдобавок облаченный в кольчугу, бодро вышагивал худой старик, на голову превосходивший своих спутников. Когда он приблизился, я рассмотрел аскетическое морщинистое лицо, подобное ликам схимников на иконах, длинную седую бороду, развевающуюся по ветру, глубоко сидевшие черные глаза.
«Сколько же ему лет? ― в каком-то полудетском изумлении шепнул мне княжич. ― Выглядит так, будто присутствовал при сотворении мира».
Король готов с легкостью поднялся на трибуну. Следуя его приглашению, мы поднялись за ним вслед. «Хайре! Привет тебе, сын Божа! ― на греческом произнес Германарих.
От меня не укрылось, что само имя Божа рекс не сказал, но прокаркал с истинным отвращением, как будто подавился рыбной костью.
…Перед прибытием в ставку Атаульф предупредил, что король начинает прием гостей с показа своих войск. Так оно и было. Германарих приказал Атаульфу начать войсковой смотр. Воздев длинные копья в знак приветствия, в строю по двое прошли готские всадники. Тускло блестела нагрудная броня, отливали железом добротно выкованные кольчуги. На левом предплечье готы носили небольшие круглые кавалерийские щиты. Оббитая твердой кожей деревянная основа, усиленная поверху железными полосами и бляхами, была надежной защитой в молниеносной конной схватке. Многие пристегнули к широким ремням персидские акинаки. Тип мечей, у которых клинок, подобно рыбьему хвосту, расширяется на конце, многократно умножая этим силу удара.
В конце площади, демонстрируя боевую слаженность, конные готы перестроились в ряд и, наставив длинные копья, пустили лошадей в галоп, имитируя атаку кавалерийской лавы.
Вполне удовлетворенный смотром, Германарих пригласил нас в свой дворец, что внутри больше напоминал увеличенную до гомерических размеров палатку полководца, чем место средоточия роскоши и величия. Стены с бойницами вместо окон. Много дорогого оружия, висящего, впрочем, на обычных железных гвоздях, с силой вогнанных в эти самые стены. Дубовые сундуки, словно в офицерских казармах.
Зашли в тронную залу, но мое внимание привлек вовсе не трон, небрежно задвинутый в угол (даром, что из серебра и золота!). Мое внимание привлек широкий стол, на котором был изображен рельеф местности, по которой мы недавно прошли. От града Кия до Хортицы. Русла «рек» выложены осколками редкого голубого стекла, «поселения» и «грады» обозначены игрушечными деревянными домиками. Фигурки всадников посреди «степей», таящиеся в засаде в «чащобах», безусловно, обозначали отряды сарматской и хуннской конницы. Пешие солдатики, бодро «марширующие» от возвышения с крепостью, прямиком к граду Кия — антское ополчение. Настоящая стратегическая игра: мечта детей и увлечение взрослых!
Восхищенный увиденным, мой господин подошел к макету. За ним проследовал Германарих. Красноречиво указал на маленькие лодии на Данапре, чуть повыше острова. «Да это же! Мой караван!» — от волнения Мезамир озвучил мысль.
Германарих, тем временем, помрачнев, ткнул пальцем в большую группу всадников на левом берегу Данапра. «Хунны!»
В зале готского короля запахло как на песке подле Данапра во время ожидания второй атаки хуннской конницы. Смертью и безнадежностью. Германарих смахнув со стола солдатиков-антов со злобой произнес:
― Сегодня гонец сообщил, что хунны взяли Устье. Готская крепость стояла на антской реке под названием Трубеж. Почему мои поданные пропустили варваров?
― Хунны ни у кого не спрашивают разрешения. Они плодятся, как комары на Меотийских болотах. Убьешь десяток, появляется сотня, ― возразил Мезамир. И ― добавил. ― Мы не твои поданные, великий рекс. Нами повелевает великий князь Бож.
Услышав последнюю фразу Германарих в удивлении, воззрился на Мезамира. В наступившей тишине долго смотрел на княжича. За все это время страшные черные глаза короля, неподвижно глядевшие на моего господина, ни разу не моргнули. И без того, подобная высохшему пергаменту, прозрачная кожа натянулась, заострив скулы, превратив лицо в гипсовую маску. Видать и бессмертие может быть бременем.
― Все увиденное и услышанное, я в точности передам моему отцу, великому князю Божу, ― решился прервать затянувшуюся паузу Мезамир.
― Но прежде, передай великолепному Божу пожелание здравия и долгих лет жизни, ― сжав узкие губы, скупо молвил Германарих. ― Culpam poena permit comes.
Мезамир латыни не знал, разговорным в Византии был греческий, поэтому княжич инстинктивно повернулся ко мне, в ожидании перевода.
― Варварам не требуется Гораций, ― вдруг резко произнес Германарих. ― Прием окончен, Атаульф тебя проводит.
Раба своего оставь ненадолго… Он ведь гот, верно?
Так я остался один на один со страшным Кащеем. Сразу поневоле вспомнил рассказы о том, что рекс человеческую кровь воде предпочитает. Но Германарих и не думал меня убивать. Спросил только: «Много наших в войсках Божа?» Вопрос я понял однозначно, искренне ответил, что готов в войсках Божа нет и никогда не было. «Это ― хорошо», ― удовлетворенный ответом, рекс склонил голову и то ли задумался, то ли задремал. Резко встрепенулся, когда снаружи донесся какой-то шум. «Что там?! ― спросил недовольно. ― Пойдем посмотрим».
Я послушно направился за рексом Германарихом. Когда из полутьмы башни-дворца мы вышли на плац, солнце ударило в глаза. Я на мгновение зажмурился, а когда совладав с собой, снова открыл очи, то увидел, что моего господина распинают на кресте. Рядом уже висели, уронив головы посольские.
«Culpam poena permit comes. Наказание следует за преступлением». ― сухо произнес Германарих. ― Расскажешь Божу, что здесь увидел. Если останешься после этого жить, поблагодари своего бога. Говорят, его тоже распяли».
Эпилог
Через несколько лет рекс готов Германарих был ранен хуннской стрелой. Невыносимо страдая от боли и бессилия, приказал офицеру по имени Атаульф обнажить меч. Бросился на подставленное острие. Трон готов унаследовал смиренный сын Германариха, набожный Винитарий. Он двинул войско на антов. Потерпел поражение в первом сражении, но во втором разбил Божа. Распял его на кресте, а вместе с ним семьдесят мужчин, родных по крови.
Я торговал зерном с ромеями. Наконец, собрал деньги, нанял корабль и, выкупив из рабства Исаака, разыскал в портовом притоне Добрыню, отплыл на Елисейские поля.
