— Почему так быстро? — недоумевал Гоша. — За какие-то десять дней…
«Потому что он — целое, — хотела сказать Лариса. — А ты только долька». Но ей не хотелось обидеть Гошу. В конце концов, это Гоша защищал ее от нападок абажурщиц и говорил на два голоса: «Говорит объединение „Свет“» это с ним она гуляла по Каменному острову и пила кофе в Доме журналиста.
Гоша был ее прошлое. А прошлое нельзя зачеркивать без вреда для настоящего.
— Ты, Гоша, молодой и перспективный, — сказала Лариса. — И Ключевский тебя хвалит. У тебя все еще впереди. Все еще будет.
Обиду в Гоше легко было понять, а вот восхищение… Для него Ключевский был Олег Константинович, мэтр, мастер, от слова которого зависела Гошкина творческая судьба, а для Ларисы — Алик, мужчина, с которым она спала в одной постели, ощущая свою женскую власть над его желаниями.
С Ключевским в Доме кино многие здоровались почтительно, а на Ларису смотрели с интересом и тайной завистью. Ей это нравилось.
— Рыночный механизм, — объяснил Гошка, — растет спрос на женщину — растет ее цена.
Лариса ходила по Дому кино с гордо поднятой головой и чувствовала себя дорогой женщиной. Дорогой во всех отношениях.
Лариса лежала на диване и рассеянно перелистывала последний номер толстого журнала, в соседней комнате Ключевский разговаривал по телефону:
— Летняя натура… Полномер… Пригласить научного консультанта… Пробу… — доносились до нее обрывки фраз.
Лариса лежала и думала, что Ключевский взял ее в свою жизнь. И ей нравится в его жизни. Она впервые за много лет чувствует себя спокойно и уверенно, как и должна себя чувствовать женщина рядом с мужчиной. И не надо бороться за существование, стоять на семи ветрах, отвоевывать себе место под солнцем. Тут просто — расти и цвети себе на здоровье.
Кроме того, Ключевский был творческим человеком и делал свое дело — фильмы, заставляющие нас увидеть бездну и содрогнуться. И выйти из темноты кинозала другими, чем вошли. Лариса хотела участвовать в этом большом деле, делать свою маленькую часть. Маленькую, но нужную. И реализовать себя.
Получилось, что Ключевский нес сразу два компонента счастья: любовь и творчество.
— Вот приеду и все скажу Вадику…
— Лара, — позвал Ключевский, — пошли обедать… Ключевский все умел делать сам. В том числе и готовить. На обед он сварил борщ, поджарил рыбу и даже испек пирог.
— Ты вполне можешь обойтись без женщины… — Лариса повязала передник и принялась мыть посуду.
— Должен же быть и от меня какой-то прок!
— «Кооператив „Эврика“ принимает заказы на пошив свадебных платьев модных фасонов из тканей ателье и заказчика», — прочитал вслух Ключевский, он держал в руке рекламный выпуск вечерней газеты. — Ну, девушка, вы желаете шить платье из материала заказчика?
— А ты уверена, что он тебя не бросит? — спросила Валентина.
— А почему он меня должен бросить?
— А почему он бросил двух предыдущих жен?
— Он их разлюбил.
— А тебя не разлюбит?
— Меня не разлюбит.
— Мне все понятно. — Валентина принялась ходить по комнате и стирать с мебели пыль.
На тумбочке по-прежнему красовался горшок с кактусом. Валентина взяла его и повертела в руках.
— Слушай, а ты не знаешь, почему мы такие дуры? — спросила она задумчиво.
Хрусталев был в мастерской, сидел в кресле и смотрел в пространство. Думал о высоком.
— А-а-а, прелестное дитя! — обрадовался он, увидев Ларису. — Совсем забыла меня в последнее время! Что нового в жизни?
— Петр Петрович, — сказала Лариса и чмокнула художника в щеку, — а я замуж выхожу…
Хрусталев привстал с кресла и недоуменно посмотрел на Ларису:
— Так ты… если мне не изменяет память… замужем… в некотором роде…
Лариса рассмеялась.
— В некотором роде… А я за другого, Петр Петрович!
— Так, — художник задумчиво пожевал губами. — Садись, рассказывай.
Потом они шли по Университетской набережной. Хрусталев был грустен.
— Знаешь, — сказал он Ларисе на прощанье, — если бы я был не так стар, то тоже бы на тебе женился…
Лариса была ему благодарна.
— Что? — спросил Вадик, когда она вернулась из Москвы. Он стоял в коридоре побледневший и понурый.
—Плохо, — созналась Лариса.
— Совсем плохо?
— Совсем… — упавшим голосом сказала она.
— Ну и…
— Вадик, — сказала Лариса и почувствовала, что слезы стоят у нее в глазах. — Я тебя прошу… Я тебя очень прошу — отпусти меня! Ларисе было страшно поднять глаза на мужа.
— Куда же я тебя отпущу? Ты моя жена.
— Я плохая жена! — прокричала Лариса. — Меня надо вырвать, как больной зуб. Вырвал — и не больно…
— Ты не зуб, ты позвоночник, — медленно сказал Вадик.
Лариса опустилась на табурет, закрыла лицо руками и разрыдалась… Она лежала на диване лицом к стене в одной комнате, а Вадик — в другой. Между ними бегал ненакормленный и неумытый Люсик с чернильными кляксами на пальцах и внушал Ларисе:
— Я не дам вам развестись! Я свяжу вас веревками.
Когда они ссорились, а потом мирились, Люсик становился между ними, охватывал их руками, соединял и говорил:
— Не надо ссориться. Мы все любилки!
— Наша мама хочет от нас уйти, — сказал Вадик Люсику.
Он объединил себя и сына, а Лариса осталась в стороне — разрушительница, осквернительница семейного очага. Лариса лежала не шевелясь и рассматривала обои на стене. Они были розовые в красных крапинках. Голову будто сжимал тугой обруч.
Льдина разломилась на две части, и ее половинки уплывали в разные стороны. Лариса осталась посредине в ледяной черноте воды.
— Я не могу без тебя жить, — сказал Вадик и лег лицом к стене. Он был силен своей слабостью.
После тяжелого суматошного дня, проведенного на студии, Ключевский возвратился домой в состоянии крайней неудовлетворенности собой и окружающим миром. Проглотив таблетку от головной боли, он подошел к окну и задумался.
Напротив на ветке березы сидела большая носатая ворона. Птица наклонила голову набок, скосила глаза и испытующе посмотрела на Ключевского.
— Кар-р-р! — сказала ворона.
— Кар-р-р! — поздоровался Ключевский.
Птица, высоко задирая ноги, важно прошлась по ветке. «М-да, — подумал Ключевский, — какая-то ворона может прожить на свете около трехсот лет, а я только семьдесят пять. И то в лучшем случае… Большая половина жизни позади… А что успел сделать? Три хороших фильма из пятнадцати? Невелики итоги… Семьи нет. С Ларисой все как-то непонятно… Да и хочу ли я лишних забот? Новая жизнь, новые обязательства…»
Его мысли прервал звонок в дверь. На пороге в ослепительно белой блузке с просвечивающими узорчатыми дырочками стояла Людочка, ассистентка студии, давнишняя знакомая Ключевского.
— Здравствуй, дорогой! — сказала Людочка слегка опешившему Ключевскому и решительно вошла в прихожую. — Я смо-
трю, ты мне не очень рад? Ай-я-яй… А я прямо из Ялты. Мы там месяц с «Мосфильмом» проторчали. Видишь, какая загорелая? — Людочка распахнула ворот.
Ключевский посмотрел на нее не без удовольствия к подумал, что после тяжелого трудового дня совсем недурно было бы расслабиться…
— Выпить хочешь? — спросил он.
— Давай. — Людочка, покачивая бедрами, прошла в комнату и удобно устроилась в кресле.
Ключевсний достал из бара бутылку дорогого коньяка, две маленькие рюмочки, включил магнитофон, зашептавший что- то сладкими зарубежными голосами, и направился к креслу…
В прихожей зазвонил телефон.
— Привет! — сказал приглушенный расстоянием Ларисин голос.
— Привет… — растерянно ответил Ключевский.
— Как дела?
— Н-ничего, — промямлил он.
— Что делаешь?
Из комнаты босиком, в одних трусиках прокралась Людочка и обняла Ключевского за шею.
— М-м-м… отдыхаю… — выдавил из себя Ключевский, вращая головой и делая Людочке страшные глаза.
— Отдыхаешь? — неуверенно переспросила Лариса, чувствуя неладное.
— М-м-м… Да, устал тут… Понимаешь… Прилег…
— Я не вовремя? — расстроилась Лариса.
— Да, не совсем… — осипшим голосом пробубнил Ключевский, высвобождаясь из Людочкиных объятий.
В трубке коротко запикало. Людочка, надув губки, прошествовала в комнату. Ключевский постоял некоторое время с гудящей трубкой в руке, а затем швырнул ее на рычаг.
«Вот черт! — подумал он с досадой. — Все не вовремя!»
За окном по ветке березы по-прежнему прохаживалась ворона. Склонив голову набок, она нахально смотрела на Ключевского.
— Ах ты, подлая птица! — воскликнул он.
Ворона замерла, покачала головой, тяжело поднялась с ветки и улетела. Ключевский потер ладонями виски, вздохнул и нехотя поплелся в комнату. В кресле, блестя загорелыми коленками, сидела Людочка, цедила коньяк и насмешливо улыбалась.
Недоумевающая Лариса поднялась к Валентине и передала ей содержание разговора.
— Да не один он, — определила Валентина. — С новой девочкой договаривается о новом ребенке!
— Замолчи! — вздрогнула Лариса. — Как ты можешь? — И ушла, хлопнув дверью.
Валентина посмотрела ей вслед и пожала плечами.
Лариса сидела в редакции за рабочим столом и смотрела на кричащих абажурщиц.
— Мы будем жаловаться! — кричали абажурщицы. — Мы вам Адриано Челентано заказывали, а вы нам что поставили?
Лариса молчала и смотрела куда-то поверх голов, ничего не видя.
— А что это вы мимо нас смотрите? — спросила абажурщица. Работницы притихли.
— Может, случилось у нее что? — спросила одна из них и участливо нагнулась над Ларисой.
— Вы, Лариса Александровна, ничего плохого не подумайте. Мы не со зла. Мы ваши передачи очень даже слушаем… И любим. — Лариса молчала. Абажурщицы еще немного потоптались вокруг нее и ушли, тихо прикрыв дверь.
Лариса десять минут назад опустила телефонную трубку.
«Понимаешь, Ларочка, — звучал в ушах вкрадчивый голос Ключевского, — мы с тобой поторопились. Нельзя принимать такие ответственные решения на порыве. Нужно все взвесить…»
«Он от меня отказался», — поняла Лариса.
«Я по-прежнему очень нежно к тебе отношусь. Но нужно все обдумать более тщательно».
Воздух в комнате загустел и застыл. Алые паруса дрогнули и повисли серыми, бесформенными тряпками… Лариса нажала на рычаг.
«Он от меня отказался!»
Звукооператор Дима забарабанил кулаком по стеклу Нужно было начинать передачу. Лариса подняла голову, придвинув микрофон:
— Говорит объединение «Тьма»! — прозвучало по заводу
Новый Валентинин поклонник купил ей паркет. Штабеля паркета громоздились в комнате и коридоре. Довольная Валентина шныряла туда и обратно, что-то примеряя и рассчитывая.
— Сядь, — сказала Лариса. — Давай хоть чаю попьем. Валентина налила чаю и примостилась на краю табуретки.
— Нравится? — спросила она у Ларисы.
— Кто? — не поняла она. — Так я ж его не видела…
— Не кто, а что! Паркет, говорю, нравится?
— Нравится, — кивнула Лариса.
— Буду я теперь с буковым паркетом…
— Валь, — прервала ее Лариса, — а ты знаешь, у индусов считается, что мужчина восходит к Богу сам, а женщина только через мужчину — Валентина поперхнулась чаем.
— Ключевский, что ли, звонил?
— Звонил…
— Господи… — нахмурилась Валентина. — И когда ты только эту дурь из головы окончательно выбросишь? К Богу она захотела! Да где эти мужчины-то, через которых к Богу? Глаза протри. Тут тебе паркет купят, и ты на седьмом небе… Хорошо, хоть ума хватило тогда не уехать. Он бы и тебя бросил…
Вчера после звонка Ключевского Лариса опять ездила на Петроградскую. На фасаде дома парила над городом в развевающихся одеждах каменная женщина.
Лариса постояла немного и заторопилась домой. По квартире в обвисших тренировочных штанах бродил Люсик, а Вадик хотел есть.
