Моя память – сторожевая собака, стерегущая пустую будку, пока чужие люди копаются в доме. Однажды я прочитала, что Джордано Бруно предложил идею нового человека на основе сильной памяти. Осознав, что эта теория не обо мне, я, как положено оптимисту, начала заменять воспоминания воображением. Хотя не все так печально – иногда получается обнаружить среди бело-чёрных пятен разноцветные: взять тот же кандидатский минимум по философии…
***
У профессора Донецкого университета забарахлила машина, а ехать ему сто километров из Донецка в Краматорск на автобусе было западло (чисто донбасское выражение, которое использовала даже профессура). Экзаменационная комиссия по протоколу обязана включать в себя хоть одно научное светило. Поэтому всё летело в тартарары. Кровь из носу, мне нужно было сдать этот экзамен сегодня: назавтра ожидал Ленинград (ныне Петербург) – вторая культурная столица мира после Одессы, если мыслить в масштабах совка, к чему нас приучали в то время.
Для меня любое препятствие – это камень поперёк дороги. А любые камни, даже в мой огород, я люблю превращать в ступеньки. Воодушевлённая своей наглостью и ничем более, я вломилась в кабинет ректора. Уже через минуту он понял, что мы все на подводной лодке, и разрешил взять служебную «Волгу» вместе с водителем.
В Донецк мчались, догоняя потерянное время, а вот назад профессор попросил ехать осторожно, пытаясь убедить меня словами Евтушенко:
– Проклятье века – это спешка, и человек, стирая пот, по жизни мечется, как пешка, попав затравленно в цейтнот.
Я многозначительно улыбнулась человеку, от которого зависело в тот момент всё, в том числе оценка:
– Это вы о том, что тот, кто выжидает и медлит, достигает всего, а тому, кто торопится, достаётся остальное?
Моё неуклюжее философствование было фатальной ошибкой: профессор то ли обиделся, то ли решил сэкономить время и начал экзамен прямо в машине. Почти сто километров философских вопросов, хотя экзаменатор старательно делал вид, что мы просто беседуем. Именно это меня спасло – я не волновалась.
Наконец, доехали! Мы вошли в аудиторию под аплодисменты ждущих аспирантов.
Я первая подошла к столу, на котором лежали тасованные не одними руками билеты. И тут профессор очень удивил комиссию, а еще больше, естественно, меня:
– Надеюсь, все знают эту очаровательную девушку?
Остальные, менее титулованные, скромно кивнули.
Сердце разогнало кровь до скорости света, я раскраснелась, а профессор продолжил:
– Всю дорогу я экзаменовал эту леди и не возражаю поставить ей «отлично».
– Да! – взвизгнула я и сделала пируэт.
Аудитория наполнилась хохотом.
Отмечали мы до утра дома у одного из аспирантов, и я бесконечно хвасталась, как было трудно сдавать экзамен целых сто километров.
***
В доме, что я построила в Одессе у самого моря мне принадлежит всего одна квартира. Однако я могу смело утверждать, что каждый кирпич мои мысли клали вместе со строителями. И вот теперь на последнем этаже я могу стоять хоть сутками и впитывать в себя самые красивые на свете одесские рассветы и закаты.
***
Многие годы спустя, меня неожиданно пригласили в гости. Перелетев океан, я оказалась в Калифорнии. Через несколько дней мне стало нравиться шумное месиво пряного воздуха, бесконечной мечтательности, шулерства и прохиндейства со вкусом оптимизма. Где ещё простой английский акробат по имени Арчибальд Лич мог превратиться в любимого мною Кэри Гранта? Или австрийский культурист (да-да, я про Арнольда) пройти свой путь от простого трудяги до губернатора? Попав в этот волшебный мир, я терялась среди мерцающих аллей, непонятных музеев и потока нагловатых автомобилей. Надпись «Hollywood» подарила кучу фотографий для друзей в фейсбуке.
Пытаясь вспомнить, зачем сюда полетела, я искала поводы побыть одной. Благо дело, приглашающая сторона, похлопав меня по спине, широко распахнула руки, давая полную свободу.
Насладившись достопримечательностями и пёстрой толпой, которую объединяли любовь к длиннотелым пальмам, шум океана и чемоданчик на случай землетрясения, я, наконец, позволила себе порыбачить и заодно посмотреть, как этим занимаются лос-анджелосяне.
Неуклюжий на первый взгляд рыболовный кораблик оказался достаточно устойчивым, рыбаки и команда – приветливыми, а вот удача от меня отвернулась – долго не могла ничего поймать. Во время очередного перехода в поисках рыбного места ко мне подошёл симпатичный мужчина, который показался знакомым.
– Вы меня не помните? – неожиданно спросил он по-русски.
– А должна? – разулыбалась я.
– Я тот самый профессор, которого вы похитили из института и привезли в Краматорск.
– Oh, my God! Как вы тут? Почему?
– Уточните, что вы имеете в виду: тут – это на рыбалке или в Америке?
– Ой, и там, и там.
Профессор посмотрел на меня, как на студентку, не знающую его предмет:
– Сейчас я хочу вам помочь ловить рыбу, а вечером за ужином готов ответить на все вопросы.
О чудо, тут же начался клёв и у меня.
Вечером по дороге в ресторан профессор снова цитировал Евтушенко:
– Людей неинтересных в мире нет. Их судьбы – как истории планет. У каждой все особое, своё, и нет планет, похожих на неё.
– Можно я буду называть вас «мой профессор», чтобы нас не заподозрили в чем-то другом?— я пыталась шуткой скрыть свою плохую память: процитировать в ответ ничего не могла. — Вы счастливы здесь?
– Очень счастлив! В отличие от украинских коллег ощущаю свою нужность. Здесь наука всё ещё в фаворе. У меня обеспеченная старость.
– Можете поднять верх?
Ветер, огибая лобовое стекло кабриолета, больно хлестал по щекам.
– Уже приехали, – машина резко затормозила у ресторана, — что же вы раньше не сказали?
– Знаете, профессор, в вашем возрасте у нас кабриолеты не водят, да и я в них не каталась, вот и не опытна в таких просьбах.
Мы рассмеялись.
– И вам не стыдно напоминать мне о возрасте в тот момент, когда я решил за вами поухаживать?
– Простите, – сказала я, пряча боль в улыбке, – как могло случиться так, что умные и талантливые стали ненужными у нас, в Украине?
– Мы часто ищем ненужные вещи в ненужных местах. Вы помните, что все относительно? – Мой профессор обошёл машину, открыл дверцу, протянув руку. – Не откажите в любезности разделить ужин с грешным профессором, которого вы неосторожно назвали вашим.
– Знаете, как я вас ненавидела, когда сдавала экзамен целых сто километров?
– Помнится, вы по многим темам плавали.
– Враньё! – эмоционально возмутилось моё самомнение. – Вы и тогда уже не были молоды и, наверное, забыли.
– Вы так упорно напоминаете мне о возрасте, но унывать что-то не хочется. «Так как смерть все равно мне пощады не даст – пусть мне чашу вина виночерпий подаст! Так как жизнь коротка в этом временном мире, скорбь для смертного сердца – ненужный балласт». Вы согласны с Омаром Хайямом?
Я взяла профессора под руку и прижалась к его плечу:
– Мне так спокойно с вами. Так приятно наслаждаться обществом счастливого человека, пусть даже в преклонном возрасте. Вы мудрый, галантный и красивый. Но…меня не отпускает чувство вины! Многие профессора на моей родине, в Одессе, не могут иметь такой уверенности и достойной жизни. Ну не уезжать же им всем, в конце концов!
Профессор погладил мою руку:
– А почему бы и нет? Перефразирую Эпикура: мудрая природа нужное сделала лёгким, а тяжёлое – ненужным.
– Чувствую, что мне тяжело будет расстаться с вами.
Я перестала ощущать разницу в возрасте, и захотелось вернуть сто километров экзамена, чтобы ехать и ехать вместе так долго, пока не окажутся в Калифорнии все профессора.
