5
Я очень люблю костюмы. Хорошие костюмы. А к ним хорошие рубашки, галстуки, подтяжки, ремни, запонки и, естественно, туфли. Выглядеть всегда лучше клиента. Это сразу дает фору.
Также я люблю, вернувшись домой, снять пиджак и брюки и бросить их на диван (домработница повесит), рубашку — в цилиндр из нержавейки для грязного белья, галстук свернуть, обувь в шкаф на отведенную полочку, натянуть джинсы или бермуды и сесть в кресло, предварительно поставив на столик рядом бутылку и бокал…
— Вячеслав Андреевич, могли бы вы рассказать нам все, что вы показали полиции? И, хотелось бы, особенно то, что вы не упомянули?
Тяжелый взгляд. Тяжелый, но не глупый.
…В ту пятницу у бухгалтера был свободный день. День рождения жены. Все по-людски, конечно, человека надо отпустить для такой даты. Притом работал за троих. Ушел часа в два. Сказал супруге, что за сюрпризом. И все. В шесть начали приходить гости. Я с женой тоже. Да, мы дружили семьями. Катя, его жена, уже очень беспокоилась. Звонила каждые десять минут, но его мобильный был отключен. Обзвонили всех, кто его знал. Ничего. В девять вызвали полицию. Приехали, составили протокол. Сказали подождать 24 часа. Если не появится, то сообщить. На следующий день приехали к ней во второй половине дня. Нашли его, сами знаете, где. Потом приезжали ко мне в бюро. Интересовались, чем именно занимаемся, чем занимался он…
… Да, естественно – что первое приходит в голову инспектору, если бухгалтера какой-то русской фирмы в Германии находят с двумя дырками в багажнике? Именно оно. Но придраться, тоже естественно, не к чему. Все книги и счета чисты, как дыхание младенца. Иначе бы Вячеслав Андреевич не сидел бы сейчас, две недели спустя, с нами за столиком…
— Полиция не знает об… исчезновении 5 миллионов, не так ли?..
…Конечно, нет. Вы вообще еще чем-то думаете? Но скажу сразу – Владимир никакого отношения к этому не имел. Это мои разборки и шли они по совершенно другой истории. Фирму я никогда не подставлял. Никогда. Так что если вы ломанулись в сторону, что Володя что-то нашел и учуял, и пошел по следу, то расслабьтесь. Ничего не было. Он к тому делу никакого отношения не имел…
— Но мы не можем исключать, что его убрали из-за этого, как вы говорите, «дела». Как предостережение вам…
… Послушай, красавица, какие умные вещи ты говоришь… В школе научили? Да бобру ясно, что пришили из-за этого. Из-за чего мне ясно, я хочу знать, кто эта сука…
— Вячеслав Андреевич, но если вы уверены, что ваш бухгалтер был убит именно из-за вашего «дела», то вы и сами должны знать, кто?..
Смотрит. И во взгляде мелькает что-то похожее на интерес.
… Кирилл, правильно? Так вот, Кирилл, вопрос правильный. Но есть… Тонкость одна есть… Люди, с которыми история шла – разные люди. Они все как бы вместе, но не вместе. Трое их…
Зуммерит телефон.
— Вика, привет.
— Привет. Пьешь?
— Размышляю.
— Ясно. Это из какого фильма?
— Эээ… Из многих. «Афера Томаса Крауна», 1999. Римейк 1968 года. Тебе подойдет?
— Вполне. Ни видела ни одного. Знаешь, у Пронина в Германии три фирмы. В Берлине, Дюссельдорфе и Гамбурге.
— Так. И чем занимаются две последние?
— Тем же, чем и здесь. Но они не на его имя.
— Только не скажи, что на имя бухгалтера?
— Да, конечно, нет! Фирмой в Гамбурге руководит бойфренд моей сестры.
Сказать, что вечер перестал быть томным было бы откровенной пошлятиной. Я остановился на «интригующем».
— Можешь не спрашивать – я этого не знала. И она этого не знала. И, скорее всего, и Иоахим не знает. Фирма зарегистрирована на Кипре на имя литовского подданного. Эмилиус Урбонас. Тебе что-то говорит?
Абсолютно никаких эмоций. Записываю данные.
— Твоя сестра была со своим другом в Берлине все эти дни?
— А для чего она вообще прилетала? Слушай, может поговорим завтра? Твои вопросы…
Ответить, как подобает? Нет. Gentleman will walk, but never run.
— Послушай, я просто собираю информацию. У тебя она есть, у меня — нет.
— Хорошо, извини. Я очень устала.
— Все ок. Я тоже. Почему в Берлине, если он в Гамбурге?
— Ты же знаешь, что у нее здесь квартира. Ну и я тоже.
Логично. Мне действительно надо уже отдохнуть.
— Что еще?
— Они уезжали практически одновременно. Он первым. Маша отвезла его на вокзал, а потом поехала в аэропорт.
— И багажник никто не открыл?
— Нет. Забросили чемоданчики на заднее сидение и поехали. Но важно другое.
— Слушаю.
— Машина стояла в метрах 50 от дома.
Яблочко на блюдечке.
— У твоей сестры только один сервис каршеринга?
— Нет, три. Но именно эта машина была в двух шагах. Другие были много дальше. Ну, естественно, выбрала эту.
Вкус вина теряет всякий вкус. Быстрее виски в тамблер. Вкус ячменя на языке.
— Алло, ты там?
— Да, извини. Мы должны узнать, до какого момента машина была в найме. И кто там находился.
Молчание.
— Понимаю. Держать занятой и дать «свободной» в приложении в нужный момент… Но это невозможно. Они сами не знали точно, когда выедут. Маша вообще хотела вызвать такси.
— А Иоахим?
Снова молчание.
— Ты понимаешь, что говоришь?
— Я просто прокручиваю варианты. Прикидываем и – не злись: парень твоей сестры работает директором в фирме Пронина. Никто ничего, якобы, не знает. Они встречаются, проводят время. Им выезжать. Твоя сестра хочет вызвать такси. Почему не вызвала?
— Объяснять? Трахались, как кролики.
— Я не ожидал меньшего. Сорри, спокойно!.. Такси все равно можно было вызвать. У кого появилась идея искать каршеринг?
— Не знаю! Маша сказала, что времени уже было в обрез и она начала шарить в приложениях.
И в этот момент Иоахим сообщает (кому? – узнать), что они выходят. Иметь извращенный сотнями фильмами мозг зачастую бывает полезно. Выражаю первую, только первую, част мысли аудитивно.
— Почему молчишь?
— Размышляю, не положить ли тебе завтра на стол заявление о твоем уходе и ждать подписи.
— И отказаться от миллионного гонорара? Ну, ты – босс, ты решаешь.
Односолодовый придает наглости и уверенности.
— Я сейчас звоню Маше. Завтра поговорим.
6
Я стояла под душем задрав голову к диффузору: капли разбивались о лоб и щеки, разлетались в стороны, те, что задержались на подбородке, стекали на шею и скользили вниз меж грудью, скатываясь на живот, сползая по бёдрам вниз к водостоку. Функция «тропический дождь» не оправдала себя и в этот раз – зачем было покупать этот космический корабль, вместо нормального душа: сплошные кнопки, режимы, а надо – «включил-выключил» и «тепло-горячо».
К черту экологическую осознанность, подумала я, почти замерзнув, и включила душ на максимум. Сразу стало теплее, спину окатило приятной расслабляющей волной. Вот теперь самое время расслабиться и прийти в себя от сегодняшних потрясений.
Удивительно, как за один день может произойти столько всего.
Хорошо, что у Машки крепкие нервы и у нее даже голос не дрогнул, когда она узнала, что она провезла через пол Берлина труп в багажнике, даже на секунду не засомневалась в непричастности Иоахима. Точнее, она и не предположила ничего такого, как я не намекала (может, прикинулась?), а напрямую о подозрениях Кирилла я говорить не стала. Они-то не безосновательные.
Что ж, разговор с Машей особо ничего не дал, связь с Прониным… связь с ним появилась только из данных, которые собрал Артур. Тоже странно, как мало ему удалось накопать, и он совсем ничего не узнал о тех, кто брал машину в аренду до Маши.
— Послушай, я всё могу, для тебя могу, но не так сразу. Понимаешь, защита данных и в систему так просто не влезть – жду, когда наш человечек заступит на смену и проверит всё.
Что ж остается только ждать или?!
Резко выключаю душ, выскакиваю из кабины, захватив полотенце, которое на ходу наворачиваю вокруг себя, и оставляя лужи, шлепаю к телефону.
Гудрун признает звонки только со стационарного на стационарный – удивительная женщина, которая способна залезть почти в любую базу данных, но при этом дома пользуется исключительно допотопным дисковым телефоном. Как ей удалось сохранить это подключение я не представляю и как она определяет звонок с мобильного, чтоб не отвечать на него, тоже остается загадкой.
— Не спишь?
— Не сплю, смотрю сериальчик.
Под «сериальчиком» Гудрун имеет в виду легкую эротику только с девочками – да, они ее интересуют больше парней, но это ее личное дело, главное, что она хороший друг.
— Надеюсь, сюжет не новый и я тебя не сильно отвлеку.
— Да всё старо, как мир и актрисы тоже, – бурчит Гудрун в трубку, – у тебя дело ко мне или хочешь стать моей предутренней фантазией?
— Хочу тебя кое о чем попросить и если согласишься, то спать тебе совсем не придётся сегодня.
— Что же мне за это будет, дорогуша? Сделаешь мне хорошо или слиняешь только подразнив?
Я хохочу в ответ. Со стороны можно подумать, что она подкатывает ко мне, но это совершенно деловой разговор, в котором речь идет о гонораре и Гудрун пытается выторговать приличную сумму. Приличную в ее понимании, конечно.
— Я обещаю, тебе будет хорошо, – и начинаю диктовать данные Пронина и его всех фирм, на всякий случай сообщаю имя трупа и Машкиного ухажера.
— Что мне делать со всеми этими мужиками? – раздражается Гудрун – не кажется ли тебе, что для старой кошелки вроде меня многовато?
— Дорогая, тебе надо просто залезть в бухгалтерию этих трех фирм и еще узнать всё о Иоахиме. Всё, что сможешь, конечно, – мягко добавляю я.
— То есть мы уже дожились, что детективное агентство не в состоянии пробить человечка самостоятельно?
— Так я вот и пробиваю, – не бурчи!
— Ладно, позвони утром, часов в семь, потом я спать лягу и телефон отключу, – в трубке пошли короткие гудки.
Что ж теперь можно и самой лечь. Будильник, снотворное и маска на глаза …
Голова ложится на его плечо, губы расползаются в довольной улыбке, рука скользит по его груди. Прижимаюсь сильнее и чувствую, как он притягивает меня к себе, зарывается лицом в волосы, нежно целует и шепчет:
— Я давно хотел попробовать что-то новое…
— Я не против, – игриво отвечаю я.
— Если хочешь, выберем в этот раз что-то пожёстче.
— Как скажешь. Выберешь сегодня сам?
— Да, готовься – я мигом, – он выскальзывает из кровати, оставляя меня в объятиях шелковых простыней.
Время течет медленно, желание нарастает и ожидание кажется мучительно долгим. Комната то погружается в полную темноту, то озаряется светом прикроватных ламп, то наступает полумрак и снова полная темнота.
— Эй, милая, – я чувствую на губах холод металла, – ты когда-нибудь облизывала ствол, когда тебе его вставляют в рот? – голос Пронина становится отвратительно вязким, – Раз, – слышу, как взводится курок, – два… не робей, крошка, – отчетливо ощущаю отвратительный вкус сгоревшего пороха и сам ствол, горячий и кислый, – ТРИ – выкрикивает Пронин и…
Чертов будильник выстрелом в голову поднимает меня с постели.
— Гудрун, – хриплю я в трубку, – чем порадуешь?
— Отправила к тебе посыльного, минут через пятнадцать будет: мой счёт самый первый – передай наличкой, – она хихикнула и повесила трубку.
На пороге стоял молодой человек в спортивном костюме – на посыльного от Гудрун он не был похож, но в руках у него был пухлый конверт, который он мне молча протянул.
Я взяла его, раскрыла тут же и стала искать счет, чтоб рассчитаться:
— А счета нет, -– удивилась я, -– Гудрун обещала передать с Вами счет… Вы же от Гудрун?
— От Артура, -– коротко ответил «посыльный» и подтолкнул к дверному проему небольшую корзинку с цветами, – это тоже велено передать.
Не успела я прикрыть дверь, как увидела, что на площадке появилась коротко стриженная молодая женщина лет тридцати. Мальчиковая сутулость, плоская грудь и узкие бедра, худые, но подкачанные ноги в широких шортах до колен, яркий худи и россыпь пирсинга у нижней губы.
— Там сверху счет, – сказала она, протягивая конверт, – Гудрун просила…
— Да, сейчас, – прервала я ее, вскрывая серый конверт, – подождите минуту.
Я вытянула счет – подруга явно потеряла всякий стыд, а может, нарыла что-то, что, по ее мнению, тянет на эти деньги. Отсчитав сотнями нужную сумму, я вытянула из пачки еще двадцатку для чаевых:
— На помаду, – сострила я, – всего доброго!
Девица заходится хохотом, который продолжает дрожать эхом на лестничной площадке.
Она посылает мне воздушный поцелуй и, засунув руки в карманы шорт, пацанской походкой направляется к лифту.
Что ж теперь у меня есть пара свободных часов, чтоб пролистать документы и не забыть позавтракать.
Необходимость завтракать мне вшила под кожу невидимым чипом моя бабушка, настаивая на том, что завтрак – самый главный прием пищи, даже если мне не надо выходить спозаранку в поле. О работах в поле она сама знала разве что от третьих лиц, а вот о завтраке повторяла регулярно: «Тебя никто не вынуждает есть так, будто ты сегодня больше не поешь, потому что надо сдать план по надоям или чем-то там еще, но время, чтоб подумать, каким будет новый день должно быть. Думай хоть под овсянку с ягодами, хоть под шампанское с устрицами… хотя их лучше оставить на вечер».
И я стала думать под овсяноблин – отголосок моего недавнего романа с членом правления одного американского банка, с буйно-помешанным на правильном питании и поддержании своей фигуры в состоянии Аполлон.
Первое, что мне пришло в голову – добавить лосося и заварить чай.
Теперь можно заняться документами!
Иоахим Йозеф.
Не имеет ничего общего с ректором Высшей музыкальной школы в Берлине, почетным доктором университетов Кембриджа, Оксфорда и сосонователем струнного «Иоахим–квартета», ничего кроме имени и фамилии, еврейских корней и того, что прабабушка «нашего» Иоахима слушала до гробовой доски и полоумия родственников «Еврейские мелодии» для альта и фортепиано, написанные этим славным композитором.
Школа во Львове, переезд в 1991 году в Германию, по еврейской и «немножко немецкой» линии. Школа в Германии и никакой игры на скрипке – только информатика, точные науки и экономика, а в институте – экономика предприятия и международное право (просто, чтоб занять свободное время).
Пара романов: с моделью хорватского происхождения – Станиславой Бинички, с подающей надежды адвокатессой Анкой Шмидт и дочерью главы еврейской общины Гамбурга…и теперь с Машкой.
Двухгодичная стажировка в Америке и по возвращению предложение руководящей должности у Пронина.
Что ж, получился портрет мальчика из приличной семьи, но всё же стоит навести справки о его пребывании в Америке. Может его завербовали?
Откладываю в сторону стопку с выписками со счетов – на них завтрака не хватит. Посмотрим, что нарыл Артур.
Пухлый тяжелый конверт: бумаги, фотографии и… – Кирилл должен это увидеть прямо сейчас!
7
Слишком много наглости, слишком много уверенности и слишком много односолодового виски приносят поутру слишком много головной боли и ячменный привкус во рту. Встаешь… и хочется взлукнуться снова на кровать. Но воля триумфирует над опьяненной жизненными успехами — только ли? – бренной плотью («Триумф воли», Лени Рифеншталь, 1935 год, надо пересмотреть) и твердой покачивающейся походкой отмеряешь дистанцию в душ.
Завтрак – дело для выходных или отпуска. Два стакана воды, шесть километров на тренажере на балконе, еще раз в душ и за дела.
Смартфон выдает пять сообщений.
Шарлотта. Сегодня не смогу. Перенесем на субботу?
Петер. Советник по налогам. Не хватает пары подтверждений счетов для декларации…
Сабина. Почему не отвечаешь?
Лейла. Хабиби, ужинаем сегодня? Ты не забыл?
Марк. Есть новости.
Ого! Сообщение отправлено в 5:17 утра. А я ему звонил… В полтретьего? Его результативность меня каждый раз вышибает из седла. В который раз напоминаю себе спросить у него, что он курит. Или пьет.
— Hi! Ich bin’s. Wie geht’s?
— Приветствую. Хочешь по телефону или встретимся?
— Ты решаешь. Ты сам знаешь, что лучше.
— Ладно. Ты VPN включил?
— Даже двойной.
— Хоть чему-то учишься.
В трубке булькает. Похохатывание Марка уникально.
— Твой объект из Украины. Из Львова. В Германию приехал в конце 1991-го с родителями. Два диплома, два MBA. В Нью-Йорке в Bank of America полгода, потом в Лондоне в Barclays. Это он, кстати, скромно не указывает в своем послужном списке. Меньше шести месяцев.
— Ты знаешь, почему?
— Естественно. Не оскорбляй меня с утра. Недоказанное участие в разработке схемы манипуляций процентной ставки на межбанковском рынке кредитов в Лондоне. Тебе это что-то напоминает?
Напоминает?! От 9 до 17 миллиардов долларов убытков для мировой экономики и финансового сектора.
— А потом?
— Потом? Как ты сам знаешь – вернулся в Германию и уже 7 лет у твоего Пронина. Правда, не сразу. Сначала проработал год в одном малозаметном, но ооочень успешном хедж-фонде во Франкфурте – Estsky. Специализация – Россия, Украина, Казахстан, Азербайджан и другие.
— А почему на него не вышли после Лондона? Скандал был же знатный.
— Я же тебе сказал – недоказанное участие. Из протоколов расследования следует: три неформальные встречи с организаторами в ресторанах. Хорошая еда, много алкоголя и пара фраз, согласно свидетелям, которые можно считать целенаправляющими, но не больше. Никакого прямого или косвенного участия.
Так, хорошо. Наш чудесный Иоахим начал источать очень сильный запах серы.
— Как он попал к Пронину?
— Встретились в Москве в 2012-м. Деловая встреча. Согласно моему источнику, во время встречи никаких предложений не было. Но через четыре месяца твой объект начал работать в Гамбурге. Начальная официальная зарплата – 180 тысяч евро в год.
— Марк…
— Без имен…
— Сорри. Это же смешно! 180 тысяч в год после схемы в Лондоне и очень успешного хедж-фонда?!?
— Слушай, ты вообще сейчас в состоянии воспринимать сказанное? Официальная зарплата.
Марк прав. Я реально туплю. Никогда – никогда! – не смешивайте дети односолодовый 20-летний виски со льдом.
— Все, ты прав. Что по этому Пронину?
— Чист, как улыбка Богоматери.
— Такого не бывает! Я его видел. И видел его улыбку.
— Тебе напомнить, что Аль Капоне сел не за убийства, сутенерство и подпольную продажу спиртного, а за неуплату налогов? Твой клиент чист по всем официальным каналам.
— А по неофициальным?
— Не доказано – рэкет, продажа драгметаллов из России и Украины в гигантских размерах, короткое вхождение в сферу нефти и практически моментальный уход. В наркотиках и мокрухе не замечен. Сейчас – экспорт древесины, алмазов, алюминия. Все четко и легально.
— А те трое, о которых он говорил?
— А вот здесь, мой друг, тебе надо подождать. Вообще-то их было пять. Осталось, как ты говоришь, три. Но мне надо время, что узнать, кто эти люди. Ни один из пяти не покончил жизнь самоубийством или попал в автокатастрофу. Все живы. И чтобы выяснить, кого твой Пронин имеет в виду, мне надо время.
Переводим разговор на более приятные темы, но телефон уже два раза подал знак входящих сообщений. Вика и снова Лейла.
— Немедленно дай знать, как что узнаешь.
— Отдохни и успокойся. Мой номер счета ты знаешь.
— Ты этим хочешь меня успокоить?
Бульканье в ухе и Марк прерывает разговор.
Вика. Ты когда в офисе? Жду немедленно.
Через час вхожу в ее кабинет. Злой нетерпеливый взгляд.
— Ты занимаешься делом или алкоголем?!
В такие моменты святое правило – втянуть шею и выложить информацию по работе. Приятно видеть, что даже стальное самообладание этой женщины может дать трещину. Но это, по опыту, плохой знак. Любая неожиданность для нее — молот Гефеста для тебя.
— Это все твой Марк?
— Конечно.
— Ты когда-нибудь нас сведешь? В нашем бизнесе не должно быть эксклюзивных источников.
— Мы можем сделать общую встречу с ним и Артуром, – парирую я, зная, что в ответ пойдет девятый вал.
Но я ошибаюсь. Как иногда бывает с ней.
— Смотри.
Фотографии на столе.
— Это Иоахим. А это Пронин и его жена. А это – это бухгалтер с женой. В Берлине.
— И? Они все были знакомы. Это же одна фирма.
— А шестого человека ты знаешь?
Смотрю. Высокий, лет за 60, довольно подтянутый, широкий лоб, седые волосы уложены хорошим парикмахером, белая борода. Чем-то напоминает Тома Хэнкса.
— Нет. В первый раз вижу.
— Это мой отец.
Колокола? Литавры? Гром среди ясного неба?
Смотрю на Вику, как… Как?
— Ну, я его уже лет 30 не видела. Но это он. Евгений Витальевич.
8
Можно считать, что я не соврала. Да, я действительно не видела папу лет 30, скорее, 25.
Последний раз он приехал на мой день рождения, когда мне было лет 14-15. Глупым образом я не запомнила это событие, никаких ассоциаций или фотографий с того дня у меня не сохранилось. У папы была уже другая семья в Киеве, но он продолжал строить бизнес на две страны, регулярно наезжая в Москву.
Пару раз я видела его по российскому телевиденью и совсем не в передача «Их разыскивает милиция», а в кругу уважаемых людей, потом, лет пять спустя на каком-то украинском канале с депутатским значком на лацкане недешевого пиджака.
Злилась ли я на него? Нет. Уйдя от нас с мамой, он стал, как ни странно, больше заботиться обо мне, хоть у него на тот момент была уже Машка. Да, моя Машка, которая умудрилась взять машину на прокат с трупом в багажнике, и которая осталась без отца, когда ей исполнилось 17. Ирония судьбы – отец оставил и ту семью, исчезнув на этот раз более основательно: пропав с экранов телевизора, покинув газетные заголовки. Мы знали, что он уехал в Америку и стал поднимать заокеанский строительный сектор.
Когда мне исполнилось шестнадцать лет, он оплатил мне учебу в летней школе под Парижем, а через год поступление в МГУ. Мать бы сама не потянула международное право. То, что я хотела бы учиться на факультете структурной лингвистики, никого не волновало, но выбранное папой направление оказалось ничем не хуже и открыло мне путь к стажировке в Лондоне, где я и познакомилась со своим первым мужем – немецким рок музыкантом.
Брак-праздник, брак-нелепица с жизнью на две страны – я упорно не хотела отказываться от кандидатской, а он не нуждался в московском снобизме и глянцевой скуке местной тусовки. Конечно, он провел пару концертов в каких-то ночных клубах Москвы, побывал «приглашенной звездой» на паре ток-шоу и на музыкальных каналах. Смело записал этот опыт себе в резюме и предложил мне чаще бывать в Берлине и обустраивать квартиру по моему вкусу, не забывая приезжать и на его концерты.
Через год в группе пошел разлад: музыканты делили славу, как последний кусок пирога, оставшийся после ухода гостей, скандалили, пытаясь решить, на ком держится группа, а кто только в наглую пользуется трудом коллег. Конфликт достиг апогея как раз тогда, когда я окончательно перебралась в Берлин. Муж ушел из группы, громко хлопнув дверью, и направился в сторону сольной карьеры, которая странным образом никак не могла наладиться не смотря на все его усилия. Через полгода оказалось, что и я – «избалованная нахлебница, привыкшая к хорошей жизни за чужой счет». Однажды такое обвинение было кинуто мне в лицо в одном из клубов Берлина, где мой благоверный пытался выступить в довольно приподнятом настроении. Но уже через пару дней он забрал свои слова назад, а еще через неделю сообщил, что объявился меценат, готовый спонсировать его сольный альбом. Наш брак это не спасло, и семейная лодка разбилась, налетев на очередной камешек быта.
Потом был еще один брак по-хорошему – доброму и обоюдному расчету и даже немного по любви: один из нас любил, а другой позволял себя любить. Мне даже захотелось детей, а он уже просто не мог и в один прекрасный день отпустил меня, оставив мне пару «хорошо идущих» бизнесов, связи и руку помощи в любой момент.
Однажды некий Армен Мирзоян появился на пороге моего офиса по сдаче недвижимости.
— Викачка! – всплеснул он руками, зайдя в кабинет, – сколько раз видел Ваши фотографии, сколько слышал о Вас от Ваших близких, а вот лично всё никак не удавалось…
Я еще раз посмотрела на визитку – название фирмы мне ни о чем не говорило, имя тоже. Кинутая фраза о близких людях отсылала меня исключительно ко второму мужу, который, хоть и был немцем, но активно вел свои дела со всем постсоветским пространством, обеспечивая нуворишей юридическими консультациями разного рода, помогая им в покупке недвижимости как для личного – жилого пользования, так и для ведения бизнеса. Глядя на костюм и обувь господина Мирзояна, я вполне могла предположить, что его ко мне направил мой бывший муж, чтоб подобрать приличное съемное (пока съемное) жилье.
— Чем могу быть полезна, господин Мирзоян? Что-нибудь выпьете?
— О, дорогая моя, думаю, это я могу быть Вам полезен – сказал он, проваливаясь в кожаное кресло и укладывая себе на колени сумку, сделанную однозначно на заказ.
— Чем, позвольте полюбопытствовать?
— Я знаю, что Вы заскучали с этой недвижимостью, всеми этими apartments, – произнес он с американским акцентом.
— Погодите, – я постаралась сделать голос абсолютно нейтральным, хотя была крайне удивлена тому, что человек «с улицы» так хорошо осведомлен… или играет? – с чего Вы это взяли?
— Подробности слишком скучны, а у тебя не так много свободного времени, чтоб тратить его на мои истории. Я перейду сразу к делу, – ответил он, не давая мне вставить и слова, – ты планируешь открывать агентство, детективное агентство…
О, это было похоже на прием уличных цыганок, которые пристают на улице и рассказывают тебе, спешащей, всю историю твоей семьи – ты замираешь как вкопанная от того, что кто-то посторонний всё знает о тебе и вот-вот купишься на уловку «дай денег, я тебе расскажу, как вылечить бабушку». Но мне уже не двадцать лет, меня так просто не провести. И еще этот резкий переход на «ты»…
— Господин Мирозян, если Вы решили промышлять тут жульничеством, то должна предупредить Вас, у Вас мало шансов. Боюсь, Вы даже не сможете на своих двух дойти до автомобиля, — голос мой звучал твердо, но не угрожающе.
— Вика, девочка, я тебя понимаю: приходит пожилой армянин и с порога лезет в твои дела, о которых знает пара-тройка людей. Поверь, один очень хороший человек просил тебе помочь подобрать помощника. Ты же его ищешь, правда? И пока не сильно продвинулась в этом вопросе, – он широко улыбнулся той самой очаровательной улыбкой, на которую только способны люди с фамилией, оканчивающейся на «-ян», выставив на показ ряд белоснежно-слепящих имплантов.
— Будьте добры назвать имя «хорошего человека», который так заботится обо мне или убирайтесь, – я тоже улыбнулась и скрестила руки на груди.
— I understand – в смысле – понимаю твою осторожность… Евгений Витальевич меня предупреждал, что так просто не получится, – мой посетитель потер руки, обвел взглядом кабинет и полез в свою сумку.
Через секунду он протянул мне серый плотный конверт.
— Ознакомься – неплохой парень… ты не спеши, потом полистаешь. Досье хорошее, составлено с умом, — он внимательно посмотрел на меня, затем приподнялся, опираясь обеими руками на ручки кресла и тут же пытаясь подхватить съезжающую с коленей суску, – За сим откланиваюсь – не провожай! Good Luck!
В конверте лежала бумажная папка, на которой каллиграфическим почерком было выведено Долин Кирилл Дмитриевич, 10.07.1973, и прощупывалась флешка.
Продолжение следует…
