Дзен Золушки
Про многих известных людей можно сказать, что им в начале пути пришлось преодолеть жизненные препятствия, но в отношении Энди Уорхола эти «временные трудности на старте» были умножены во много раз. И не только потому, что он родился в провинции, в простой бедной семье, – его отец был рабочим, эмигрантом из Восточной Европы. Не потому лишь, что он был застенчивым, практически аутистом, в детстве, да и потом странности не оставили Уорхола. Путь его был особенно непрост, поскольку Андрей Вархола, – это настоящее имя художника, – был очень некрасивым человеком. Он и сам ощущал себя таким, и окружающие долгое время считали его внешность отталкивающей.
Дар рисования у Уорхола проявился рано, семья – дело происходило в провинциальном американском Питсбурге – накопила денег на его образование. Андрей Вархола, будущий Энди, очень любил ходить в кино, рассматривать картинки в журналах, вырезать их и делать коллажи с кадиллаками, большими особняками, лицами кинозвезд. Он мечтал о славе и богатстве. Но каким образом ему – практически Золушке-замухрышке, – попасть в круг знаменитостей и уверенных в себе людей? Ответ, собственно, дан в сказке: надо продолжать мечтать, а главное – трудиться гораздо усерднее, чем другие и, совершенно точно, рассчитывать только на собственные силы.
Важный этап в жизни Уорхола – десять лет после того как он приехал в Нью-Йорк и смог заинтересовать своими рисунками модные журналы Vogue, Harper`s Bazaar, Glamour. Андрей ходил по редакциям, рисовал по 16 часов в день, смиренно исправлял, когда просили, посылал редакторам милые подарки. Он изображал для журналов флаконы с духами, чулки, автомобили, туфли, – особенно много рисовал туфли, ведь они-то и должны принести замухрышке счастье! Спустя десять лет напряженной работы художник рекламы Вархола зарабатывал в год десятки тысяч долларов, начал дорого одеваться и перевез мать из Питсбурга к себе в Нью-Йорк, завел важные знакомства. Это было хорошо, но недостаточно: рисуя «на заказ» в глянцевых журналах, ты можешь быть лишь скромным участником богемной тусовки, безвестным винтиком модной индустрии. Ты не тот персонаж, о котором напишут в газетах, у которого жаждут взять интервью.
Между тем в Нью-Йорке происходили эпохальные события именно в сфере арт-бизнеса: впервые в истории актуальное современное искусство зародилось в Америке, впервые здесь возникли свои собственные, а не «понаехавшие» из Парижа, короли и принцы модного «арта». До Второй Мировой войны и во время нее вес галереям и частным коллекциям придавали картины художников, переехавших в США или приезжавших в США на время: ими были Марсель Дюшамп, Пикабиа, Сальватор Дали, Макс Эрнст. Их работы считались трендовыми и были самыми дорогими. И вдруг, сразу после войны, – появилось американское независимое направление, – абстрактный экспрессионизм. Джексон Поллак, его отец-основатель, и Марк Ротко, стали первыми американскими художниками с мировым именем.
Вархола чувствовал, что тоже может найти свою нишу, чтобы прославиться и масштабно разбогатеть. Но это была непростая задача. В круг абстрактных экспрессионистов (а повторить их стиль для Энди было несложно) его не пустили: суровые мачо Ротко и Поллак презирали трепетных юношей, таких как Вархола. Ротко даже однажды потребовал, чтобы малохольного худышку выставили с вернисажа – нечего ему делать среди настоящих мужчин.
Но уже существовала антитеза абстрактного импрессионизма – поп-арт, тоже чисто американское направление, новое для всего мира. Вархола не был первым, кто стал работать в этой манере, но он смог придумать свои эффектные образы и приемы, которые и принесли в дальнейшем славу и деньги. Прежде всего, это были изображения купюр доллара и банок супа Campbell, повторенные многократно.
Из Андрея Вархола он стал Энди Уорхолом, и его второе имя прославилось. Стали проходить выставки в модных галереях, подтянулись коллекционеры. От техники живописи Энди перешел к шелкографии, то есть к ручной печати, и дело пошло быстрее. Он купил камеру, стал с друзьями снимать андеграундное кино. Уорхол сумел стать воистину культовым персонажем, «королем поп-арта». Это получилось благодаря его феноменальному трудолюбию и целеустремленности, а также благодаря участию его команды, безвестных «птичек и мышей» – если продолжать сравнение с волшебной сказкой, – которых он собрал в своей мастерской, названной «Фабрика».
Модные создания
Лучшим творением стал его личный образ – сам Энди Уорхол в преображенном виде. Вместо лысеющей головы появился серебристый парик, глаза застенчивого альбиноса были спрятаны за тонированными стеклами стильных очков, нос «картошкой», из-за которого Эди в детстве дразнили «красноносым», – облагорожен, проблемная кожа покрыта слоем грима. Одежда художника всегда была продумана досконально. У Энди Уорхола было много стилистических находок, которые он использовал в построении собственного образа, и некоторые из них продолжают жить в повседневной моде. Например, Энди покупал дорогие ботинки (да, конечно обувь очень важна!), но прежде чем их надеть, состаривал – топил в ванной, отдавал котам матери, пачкал краской (стиль «гранж»). Так же он поступал с джинсами, но шел и дальше: надевал зимой под брюки цветные трико вишневого или зеленого цвета, чтобы были заметны дырочки и прорези, которые он делал на джинсах. Как мы знаем, специально прорванные джинсы стали носить спустя сорок лет после этих экспериментов. Черная дорогая водолазка, черная кожаная куртка, состаренные ботинки выкрашены в серебристый цвет, – все это стало персональным фирменным стилем звезды.
Художник не расставался с фотоаппаратом, фиксируя все, что видел, а позже сроднился с магнитофоном. Речь Уорхола была намеренно загадочной, часто он ограничивался неопределенным: «Вау»! Каждый выход, каждое появление было им отрежиссировано. Образ был эффектным и в известной степени андрогинным, благодаря, в том числе, парику и гриму. Но когда Энди встретил Эди Сэджвик, картинка стала – ну просто «Вау»! Эди Сэджвик светилась, словно новорожденный эльф, ее глаза были доверчиво распахнуты. Она двигалась и танцевала необычно и грациозно, Энди назвал ее движения «сэджвиками».
Эди Сэджвик появилась в Нью-Йорке в 22 года, в 1965 году. Она происходила из очень богатой семьи, с поместьем в Санта-Барбаре; отец потомок английского знатного рода, мать – итальянского. Девушка поучилась на скульптора, и затем, рассорившись с родителями и получив огромное наследство бабушки, перебралась в Нью-Йорк, в 14-комнатную квартиру на Парк-авеню. Она хотела заниматься скульптурой, а еще мечтала сниматься в Голливуде. При небольшом росте Эди обладала безупречной фигурой и длинными ногами, одевалась экстравагантно. Энди встретил Эди на вечеринке в честь дня рождения Тенесси Уильямса, и больше они не расставались, стали самой модной парой года. Каждый смотрел на другого с восхищением; это был счастливый платонический роман, плодотворный и искрящийся. Все хотели их видеть вживую – и на вернисажах возникала опасная давка! Все девушки мечтали походить на Эди Сэджвик. Она остригла темные волосы и окрасилась в платиновый блонд «под Уорхола». Их наряды, дополняя друг друга, выглядели единым комплектом. Эди называла себя «миссис Уорхол» и на интервью отвечала на вопросы, обращенные к художнику (он шептал ей на ухо).
Они явили подлинную андрогинную моду. Он – женственный молодой человек, хотя взгляд, обращенный к Эди, делал его более мужественным. Она – девушка-мальчик, восторженный взгляд на Энди делал ее еще более светящейся. Шумная пара Уорхол–Сэджвик в Нью–Йорке 65-го года олицетворяла подлинный богемный шик.
Эди Сэджвик носила балетное трико или детскую майку как мини-платье, сверху надевала бабушкино меховое манто, даже летом, а если было совсем уж жарко, – надевала меха на голое тело. Наряд завершался массивными, свисающими до плеч серьгами. Благодаря Эди супермодными стали черные колготки, подчеркивающие стройность ног. Она неподражаемо носила головные уборы, от женственной соломенной шляпы с широкими полями до кепи таксиста и шлема летчика, сказывалась благородная английская кровь. New York Times 26 июля 1965 опубликовал ее фото с подписью: «Эди Сэджвик, новая суперзвезда андерграундных фильмов, пришла на пикник в своей знаменитой униформе: черные колготки, полосатая футболка и золотая панама с красной подкладкой». В отделе декоративной косметики Эди скупала всю линейку разом; ее «смоки-айс» были чернее, чем у Твигги, а на туалетном столике ее ждали десятки комплектов накладных ресниц и тюбики с тушью, которую она наносила в десять слоев.
Энди снимал Эди в своих фильмах на Фабрике, фотографировал на вечеринках, в поездках. Уорхол, в том числе, снял с ней фильм «Бедная маленькая богачка» – “Poor little rich girl”: Эди спит, курит, болтает по телефону, красится и слушает музыку. Он задумал киносагу про Эди Сэджвик, камера обожала эту девушку. Но их счастье продолжалось всего один год.
Алкоголь, наркотики разных видов, наследственные психические расстройства – это все тоже было про Эди Сэджвик. Чувствительность не позволила ей выдержать долго на Фабрике, где тусовались и работали многие, а вся энергия доставалась одному человеку – Энди Уорхолу. Эди Сэджвик влюбилась в Боба Дилана, и певец очень уговаривал, чтобы она порвала с Фабрикой, обещал помочь попасть в Голливуд. Но отношения с Диланом не получились, а с Уорхолом она поссорилась. Бедная богатая бабочка Манхэттена, первая it-girl, погибла в 28 лет от наркотиков.
Ее образ в моде остался. В 1994 году София Коппола (дочь великого режиссера не только сама режиссер, но и дизайнер) посвятила Эди Сэджвик свою капсульную коллекцию. В 2005 году Гальяно посвятил ей показ Dior и сказал: «Ее образ вдохновил целое поколение!». В 2013 году, когда Эди могло бы исполниться 70 лет, — марки Yves Saint Laurent, Marc Jacobs, Burberry, Louis Vuitton, Prada, – отдали дань ее образу. Спустя пять лет, в 2018-м, это сделали Tom Ford и Emilio Pucci.
Метаморфозы
На Фабрике, среди друзей и приятелей, у Энди Уорхола было два прозвища. Некоторые называли его Дрелла, от Sindrella (Золушка), другие, но только за глаза – Дракулой. На Фабрике с начала 60-х и до 1968 года тусовалась разнородная богемная компания: ассистенты, любовники, приживалы, слоняющиеся бездельники. У Уорхола была особенность: он не мог оставаться в одиночестве, совсем. Жил, ночевал и завтракал он с матерью, в отдельной квартире, – и то по ночам, от страха одиночества, иногда названивал знакомым. Но работалось ему лучше в небольшой толпе. Вокруг пили, нюхали, танцевали, занимались любовью, ссорились, а он работал, не прерываясь даже на пять минут, по многу часов. Он прожил намного дольше своих соратников, и не стало его не от вредных веществ, от чего чаще всего погибали другие обитатели Фабрики; он умер совсем от другого.
Почему «Дракула»? При всей отвязности этой толпы красивых, часто неприкаянных молодых людей, слонявшихся на Фабрике, они были чувствительны, и тип взаимодействия с художником могли определить. Когда Энди обвиняли, что он разрушал их психику, позволяя им убивать себя, – он возражал, что «человек может только сам остановиться, если готов», и он был прав… И тем не менее, в магии взаимодействия Уорхола и этих разномастных персонажей было что-то, действительно губительное для них и выгодное для него. Он коллекционировал красивых людей, которые затем на его глазах разрушали свое тело и душу. Завлекал их на Фабрику, используя свою славу как приманку, и потом отбирал витальную силу бездельников, потерявших контроль над собственной жизненностью. Некоторых, наиболее способных и разумных, он приближал к себе, и они начинали бороться за место у «трона». Уорхол отстраненно наблюдал, забавляясь, – и продолжал собирать энергию, придавая ей форму произведений искусства.
Но все же он был всего лишь человеком, и недооценил риски. После бесконечных серий произведений с супом, картин с бутылками Колы, портретами Мэрилин (они написаны в дни сразу после самоубийства Монро), – Энди ступил на самую опасную почву. У него появились серии, изображающие катастрофы, убивающие людей; серии с множественными изображениями электрического стула. Кажется, Уорхол решил, что свободно может использовать и эту тему, сакральную. Он пытался зарабатывать на самых сильнодействующих эмоциях. И гостья с косой, хоть и не была красивой и желанной, стала захаживать на Фабрику.
Энди Уорхол получил два предупреждения. Пустота, – а он часто называл красивых бездельников, окружавших его, «пустышками», – вдруг начала огрызаться. Сначала одна творческая дама, в 1964 году, явилась на Фабрику и прострелила несколько портретов с Мэрилин. Затем, в ноябре 1967 года, некий итальянец, которого никто из присутствующих толком не знал, устроил на Фабрике игру в русскую рулетку, требуя денег. Снова прозвучали выстрелы, никто не пострадал по чистой случайности. А уже в июне 1968 года психически больная Валери Соланас, убежденная феминистка, пришла на Фабрику с двумя заряженными револьверами и всадила в художника три пули, две из которых попали в цель. Характерно, что в это время в мастерской присутствовала добрая дюжина молодых парней, но они в ужасе попрятались, испугавшись вооруженной женщины, – вот такие это были парни. Уорхол пережил клиническую смерть, но его удалось спасти.
Соланас прославилась. Это было то, к чему она стремилась: привлечь внимание общественности к своей борьбе за «мир без секса».
Маскировка
Трумен Капотэ, который умел быть не только остроумным, но и злым, сказал как-то про Уорхола, что он – сфинкс без загадки. А ведь Капотэ был кумиром Уорхола в юности! Вряд ли это справедливо. Дневники, которые художник заботливо оставил, свидетельствуют, что он был умным и достаточно тонким человеком, страдающим от одиночества. Он еще более критично, чем окружающие, вглядывался в свои работы и поступки. «Я загоняю в самый дальний угол все, что у меня есть хорошего, и выставляю напоказ все отвратительное», – написал он о себе. Вопрос: зачем так поступать? Видимо считал, что нашел эффективный путь к славе.
После покушения Энди Уорхол не восстановился никогда ни физически, ни морально, – страхи и фобии не оставляли его. Он продолжал ходить на вечеринки в модные клубы, чтобы поддерживать свой имидж и находить клиентов, заказчиков портретов за 40 тысяч долларов. Он завел себе импозантных помощников, но кажется, почти ничто не доставляло ему удовольствия. Постепенно он становился художником из прошлого, анекдотическим персонажем, вроде пожилого Дали, от которого все ждали потешных выходок.
Уорхола самого тошнило от банок супа Campbell и собственных картин с бутылками Coca-cola, он так и пишет в дневнике… Но как придумать что-то новое? И, кроме того, – для чего, по большому счету? Матери давно не стало, он жил без семьи в огромном пятиэтажном здании, самые преданные бойфренды не могли выдержать его деспотизм и фобии. К тому же, в восьмидесятые годы именно в кругу его приятелей началась эпидемия СПИДа, и художник еще больше замкнулся, опасаясь за свое здоровье. Он заперся в доме с двумя служанками и с любимыми таксами. Комнаты были обставлены дорогой антикварной мебелью, которая его раздражала – «становишься сам похожим на антиквариат», – ворчал он в дневнике. Но придумать другое вложение денег так и не смог.
Это тоже стало проблемой: Энди не знал, куда девать деньги. Он носил в кармане пачку купюр и, по собственному признанию, ежедневно покупал «ужасную ерунду», чтобы придя домой засунуть все не глядя в коробку, «капсулу времени», надписать число и убрать с глаз долой.
И все-таки жизнь сжалилась над ним: озарение посетило Уорхола и позволило ему преобразиться. Его последняя серия – картины на тему стандартного для американской армии камуфляжа woodland. И снова он не был первым, один французский художник уже делал подобное в Нью-Йорке в 1962 году. Но Уорхол в 1986-м развил возможности этой идеи виртуозно, свободно и мастерски. Пятна камуфляжа разных цветов и форм – это было ёмко, красиво, декоративно. Абстракция, прятавшая внутри фигуративное, и даже смысловое значение. Уорхол придумал собственную территорию на «поле» абстрактной живописи – и высказался элегантно, размашисто и ярко. За флером такого художественного камуфляжа можно было спрятать что угодно – от леонардовской «Тайной вечери» до ненавистных банок с супом, настолько это была универсальная, ёмкая и современная формула. Говорящая абстракция, но уже только в «уорхоловском» стиле, намекала на многое, – на войну, на разрушение формы – и одновременно на незыблемость формы, проступающей сквозь цветные пятна. И еще и на то, что главное всегда тщательно замаскировано, скрыто от публичности.
Да, он мог украсить так любое изображение. Но сделал в этой технике всего два портрета: собственный и Йозефа Бойса. Автопортрет Уорхола в «стиле камуфляж» смотрится очень органично: человек-миф, спрятавшийся за своими творениями, идеи и формы которых ему не принадлежат (камуфляжный орнамент был изобретен еще в начале ХХ века). То, что Уорхол выполнил в этой технике портрет немецкого авангардиста Бойса, тоже символично. Они в чем–то похожи, возможно бескомпромиссностью. Только Уорхол – про коммерцию и «все на продажу». А Йозеф Бойс – бескомпромиссный авангардист, в юности воевал на русском фронте, был ранен в голову, потом всю жизнь ходил в шляпе, создавал странные объекты и совершал странные поступки. Кто из них художник? Кто страдалец? Кто современный юродивый? Кто кому завидует и подражает? Лица и того, и другого на портретах спрятаны за пятнами камуфляжа.
Уорхол, всего лишь за полгода, смог плодотворно разработать идею, создав эффектные и многозначные полотна. Но в феврале 1987 года, после плановой операции, его не стало, – возможно, в результате врачебной ошибки.
Дизайнеры моды заинтересовались преобразованиями камуфляжного узора именно вслед за Энди. Первым этот принт использовал американец, дизайнер Стефан Спроус, а затем, в девяностые, вещи с камуфляжным рисунком надели многие: и фанаты попсового бойз-бенда ‘N Sync, и поклонники гранжа. До поры до времени принт по большей части появлялся в мужских коллекциях дизайнеров Dries Van Noten, Kenzo, Valentino. Однако в 2003 году Мадонна выпустила альбом American Life, посвященный протесту против войны в Ираке, и в клипе на главный сингл певица снялась в обтягивающем костюме с камуфляжным принтом, с глубоким декольте; тогда все поняли, что стиль милитари может быть женственным и сексуальным.
Затем John Galiano и Commes des Garsons стали использовать этот рисунок при создании платьев и юбок, окончательно утвердив его в женских гардеробных. А вскоре дизайнеры начали экспериментировать с цветом, и стали появляться розовые, голубые и неоновые камуфляжные принты, а также нижнее белье, купальники, комбинезоны для младенцев, кроссовки, комбинезоны для собак, – все что угодно.
Другие этапы творчества Уорхола тоже повлияли на дизайнеров моды.
Например, у Ива Сен-Лорана – это серийность, универсальность коллекции YSL «Мондриан» (1965): платья «А-силуэта» подходили и стройным 
девушкам, и детям, и дамам в возрасте, подобно тому, как банка Кока-колы у Энди Уорхола – идеальный объект поп-арта, поскольку одинаков и для королевы, и для работяги. Также Ив Сен-Лоран первым из европейских модельеров стал использовать (изредка) любимые Уорхолом «кислотные» цвета, например, сочетание лимонного с розовым.
Потом другие кутюрье уже открыто заимствовали знаменитые образы работ американского художника. Модельер Жан-Шарль Кастельбажак шил платья в форме банки супа Campbell и платья с автопортретом Уорхола. Джанни Версаче использовал принты с портретами Мэрилин Монро и Джеймса Дина. Стив Спрауз в 1998 году представил публике платье “Andy Warhol Dress” с автопортертом художника, позже фирма Nike даже выпустила кроссовки с портретами многострадальной Мэрилин Монро по периметру. Марка Calvin Klein в 2018 году создала коллаборацию с фондом Энди Уорхола и выпускает одежду с цитатами из его работ.
И что в итоге? Кого из художников знают все? Леонардо, Рафаэль, Рубенс, Репин и Айвазовский – но это мэтры прошлого. А из художников второй половины ХХ века? Кроме Дали и Пикассо? Многие слышали про Энди Уорхола. Образы его работ стали привычными словно природный ландшафт. Неважно, помним ли мы, кто автор; идеи Уорхола ярко отпечатались в общественном сознании, дожили до наших дней. Все потому, что аутсайдер смог стать парадоксальным магом и научился преобразовывать мир, – во всяком случае, мир искусства и моды.
