Раз в год, в разгаре лета, мы, ехали в Дмитров, на базар. Потому что приходила пора варить варенье. Варенье было обязательным атрибутом дачной русской жизни, да и русской жизни вообще. Его варили каждый год, много, всех сортов, да ещё и обменивались семейными рецептами.
Часть ягод покупали у соседки Евдокии Тихоновны — у неё было много малины. Оправдывая свою репутацию женщины жадноватой, Дуня ходила хвостом за мамой и Наташкой, собиравшими малину в таз, и без умолку разговаривала, задавала вопросы, чтобы не допустить нецелевой сборки малины в рот. Только что петь хором не заставляла — возможно, просто Пушкина не читала.
Лесные ягоды — землянику, чернику и опять же малину — таскали из дальнего леса. Сливы и абрикосы обычно покупали в Москве, благо жили рядом с Преображенским рынком.
И обязательно ездили в Дмитров. Почему-то считалось, что тамошний базар — самый лучший. Чтобы успеть к большой торговле, вставать приходилось ни свет ни заря, потому что езды до Дмитрова было километров семьдесят. Базар в Дмитрове был, и правда, большой, шумный, многолюдный и многоязыкий. В Наташку нашу, красавицу, лет в пятнадцать влюбился джигит из Дагестана. Бросив товар на произвол судьбы, он шёл за нами через весь рынок, чуть не плача и просил: «Отец! Прошу, отдай девушку, в горы повезу, любить буду, триста баранов дам за такую красоту!»
Отец долго Наташке припоминал несостоявшуюся сделку: «И чего я не согласился? Триста баранов — неплохая цена!»
Съездить в Дмитров за ягодами — это было полдела. Или четверть. А, скорее, десятая часть. Ибо варенье — дело долгое. Больше всего варилось черносмородинового, как по мне, так самого невкусного из всех, но довольно трудоёмкого. Шутка ли, перебрать несколько килограммов ягод, оторвав все хвостики и засушенные кончики цветков, вымыть в несколько заходов в тазике и разложить сушить тонким слоем на марле, а второй марлей прикрыть разложенные ягоды от мух. Потом варить, засыпав сахаром. Варить, правда, недолго — мама предпочитала «пятиминутку», считалось, что в ней сохраняются витамины. Остывшее — разложить по тщательно перемытым, ошпаренным кипятком и высушенным банкам, каждую банку накрыть чистым бумажным листком, обжать вокруг горлышка и туго натуго обвязать тонким шнурком. И написать на крышке сверху, что за варенье и когда варили. На это не один день уходил!
А ещё было желе из красной смородины и варенье из коричных яблок, и вишнёвое! Косточки из вишни доставали или по старинке — шпилькой, или специальной машинкой, похожей на шприц. Мне больше нравилось машинкой, но шпилькой получалось аккуратнее, потому что машинка выбивала косточку насквозь, от чего в ягодке оставалась не просто ранка, а дырка.
Для варенья у нас было целых два специальных таза — один белый алюминиевый, с ручками, и один медный, такой красивый, что зимой он висел на кухне в виде украшения. Стена, на которой он висел, была выкрашена чёрной гуашью (чёрной водоэмульсионки купить тогда нельзя было, колеровочных станков тоже, конечно, не было, а гуашь была). Медный таз на чёрной стене смотрелся здорово! Когда стена забрызгалась и перестала быть такой матовой и красивой, её обили вагонкой. Впрочем, на фоне вагонки таз тоже неплохо смотрелся.
Кроме варенья были ещё заготовки грибов — белые сушили, свинушки солили, опята мариновали. Рыжики хороши были во всех видах, но мне больше всего нравилось их жарить. Как мясо — на почти сухой сковороде, слегка присыпав солью. Вкуснее не знаю грибов. Однажды, остановившись пописать в случайном месте на бетонке, мы с отцом нашли белый гриб размером с большую тарелку. Это было как раз по дороге в Дмитров, то есть грибы не были целью поездки. Я несла свой гриб-красавец за спиной, а папа уже подошёл к машине и сообщил маме и Полине Константиновне: «Надька вон гриб несёт, будет из чего суп сварить». Спокойно так сказал, почти равнодушно. Женщины подняли его на смех: что за суп из одного гриба?! И тут я показала свой гриб. Как раз на хороший суп его хватило.
Кстати, чтобы набрать грибов в Каблукове, необязательно было даже в лес идти. Грибы росли прямо посреди улицы, особенно много — по дороге на речку. Выглядели как поганки, по-научному назывались Marasmius oreades (луговой опёнок), а местные называли их говорушками. И годились эти говорушки хоть в суп, хоть на жаркое. Без всякой подготовки. На лугу можно было нарвать и щавеля, и сурепки, и лебеды с крапивой — так что, что такое «подножный корм», в деревне узнавали не из книг.
Поездки и заготовки — это была дневная часть летних выходных с родителями. Вечера мы проводили на уютной терраске за уютными занятиями. Пили чай с вареньем и конфетами, играли в слова или города, отгадывали кроссворды с фрагментами из «Науки и жизни», в карты играли. В игре в слова — той, где из одного длинного слова нужно было придумать как можно больше маленьких слов, — побеждала обычно мама. Мы с сестрой не дотягивали по возрасту, а отец был слегка дисграфик, поэтому часть придуманных им слов обязательно забраковывалась мамой, которая писала грамотно, никогда не зная правил. Я от неё унаследовала это умение, и оно не раз выручало меня в школе.
Каждая игра в слова или в города (назвать город на последнюю букву предыдущего названного) прибавляла детям знаний, но играли не только, и не столько из-за этого, а просто было интересно и хорошо проводить так вечера.
Кроссворд с фрагментами каждый отгадывал на специально нарисованном листочке. Отец собственноручно вычерчивал их на клетчатом тетрадном листке. А в журнале кроссворд оставался чистым, даже если его уже отгадали хоть десять человек. Когда я подросла, изготовление таких листочков перешло ко мне.
Иногда читали вслух книги, интересные всем. Отец читал замечательно, в Москве даже гости приходили на его чтения, а в деревне это было занятие камерное. В карты играли. Пока я маленькая была, играли в кинга, когда подросла, научили меня преферансу, и с тех пор был преферанс. Родители любили преферанс, гости в Москве приходили чуть не каждые выходные писать пулю. Начинали после ужина, заканчивали глубокой ночью, когда дети уже спали. Поначалу мне нравилось играть с родителями — взрослости добавляло, но само занятие так и не стало любимым, поэтому сейчас я не играю в преферанс.
Продолжение следует…
