IX
Точно. Да. Вчера на выходе из кафе.
Джейн еще проехалась позже по ее фигуре: the hair is longer as the legs. При быстром аккуратном обзоре устанавливаешь пропорциональность. Серая блузка вздымается десятым валом там, где у альбионки Оптина пустынь. Безупречный французский. И вдруг – Vyssotski. Твой рефлекс моментальный (радистка Кэт смотрит укоризненно издали).
Телефон, лежащий на барной стойке, начинает отстукивать капель. Фото за фото. Центр Помпиду. Улицы. Улицы. Узнаешь Маре. Столик с кофе, в кадре стул с рюкзаком. Селфи. От белизны лица кадр кажется засвеченным. Веселая улыбка, искры в зрачках, густые брови. I’ve a new destination for us. Say you, say me! Смайлик скалит зубы. Lisbon. Смайлик с отлетающим от губ сердечком. Great! We’ll talk about it when I land in Berlin.
Осторожно искоса смотришь на новую старую незнакомку. Тоже погружена в экран. Пальцем пролистывает сообщения. Волосы вуалью скрывают лицо. Простите, маленькие рабочие перипетии. Не волнуйтесь, у меня похожая ситуация. Опустошенные чашка и бокал как свидетели проведённого вместе пустого времени. Поднимаемся и идем на досмотр. Ей просто – все в багаже, в руках лишь сумочка. Тебе же приходится приоткрывать чемодан и выуживать прозрачный пакетик. Дезодорант, крем для бритья, одеколон, гель для волос. Тюбик с лубрикантом оставила себе Джейн – на следующий раз. Зачем тебе его снова везти?
Места рядом, это уже выяснили давно. Себе бронировал лично, чтобы у прохода, а ей кресло определило… произвольное отклонение в движении атомов? При взлете ни сдерживаемой нервности, ни напускного безразличия. Часто летаете? Не очень, хотелось бы больше. Рассказываешь, где побывал, слушаешь, что посетила. Откидывая спинку, случайно касаешься ее пальцев. Не отдергивает. Задерживаешься на полсекунды больше, чем надо бы. Потом быстро убираешь. Извиниться? Кажется, даже не обратила внимания.
Рассказываешь анекдот. Хохочет. Выкладывает в ответ свой. Не остаешься в долгу. Пятый извлекаешь из отдела поперченных, так, слегка. Отбивает похожим. Увеличиваешь степень насыщенности. Ответ зеркальный. Все выверено. Без порозовевших щек от деланного смущения.
И вдруг – запах. Еле уловимый, терпкий. Знакомый тебе. От которого взводишься внутри мгновенно. Идет из блузки, из расселины, разделяющей две возвышенности, скользит по шее и вливается в тебя при вдохе. Запах Женщины. Смотришь на нее совершенно другими глазами. Вернее, не смотришь (еще не решаешься), а чувствуешь. Когда это было, когда в первый раз не то что бы ощутил, а именно осознал этот запах? Сидели в машине, целовались, и вдруг – волна. В первый момент, грешным делом, подумал о душе. А позже все уже и сам понял. Что должен был чувствовать слепой подполковник Слейд, танцуя танго с Донной. Избранным может считать себя мужчина, которому не только дано понимать этот запах, но и посчастливилось такую женщину найти, ответил мне как-то на рассказ один друг, 73-летний ослепший капитан пассажирских авиалайнеров. В третий раз в жизни вдыхаешь этот… пряный… аромат. Время вдруг наполняется. И еще час впереди.
Ну вот, вам прямо, а мне на транзит. Киваешь головой и в первый раз по-настоящему на нее смотришь. Глаза с серым отливом усталости. Не от полета. Вас случайно нельзя будет найти у господина Сахарной Горы? Да, я там. Называет имя и фамилию. Рад знакомству. Я тоже. Хорошо доехать до дому. А вам хорошо долететь.
В такси душно. Приспускаешь окно. Свежий ветер струей бьет в лицо. Острым, пряным, пьянящим, рвущим запахом. Ею. Открываешь мессенджер и пишешь: «Здравствуй, это я».
X
Впереди шесть тягучих, как жвачка, часов ожидания.
Усаживаюсь за столик и заказываю чай. Черный. Без примесей. С лимоном.
Я много хочу? Нет, с бергамотом не подходит. Неужели это такая редкость обычный чай?! Лимона нет – только пакетик с соком.
Надо бы еще и поесть. Решаюсь на сосиски с картофельным салатом.
В Берлине же.
В Германии.
Пассажиры плывут мимо косяком вялых селедок.
Не хочу смотреть по сторонам.
Интересно, когда впервые появилась эта звенящая, до боли, до крика, пустота?
Когда тишина стала хрустальной, что стало страшно, вот-вот она разобьется от неловкого поворота головы?
Зачем я вспоминаю это сейчас – потом же появилось спасительное безразличие. Наросли корки и рубцы.
Я стала их хранить в памяти как даты, а не дни.
Не перестала шутить, но юмор стал попахивать цинизмом.
Так говорят.
А я не заметила.
И глаза.
Глаза выдают.
Выдают, что когда-то по семейному ДНК прошли монголо-татары, оставив миндалевидный разрез.
Хорошо, цвет не тронули.
А печаль тушью не скрыть.
Жаль.
Темный экран телефона светлячком подает знак.
«Здравствуй, это я» – всплывает сообщение и сердце на секунду замирает.
Он.
С прищуренным взглядом, тонкой паутинкой в уголках глаз, уверенный в себе.
Или только видимость?
О чем я?
Веселый.
Я сто лет так не смеялась!
А тут шутили, будто знаем друг друга со школы, если не с детского сада.
Синдром попутчиков?
Нет.
Те обычно пытаются вывалить тебе все беды, как в мусорное ведро.
«Уже доехал?» – пользуюсь возможностью закрепить переход на «ты».
«Еще в такси – пробки» – тут же появляется ответ.
«Как в Париже!» – и приправляю смеющимися смайликами.
В ответ они же.
И странное тепло на душе.
Снова шутки.
Потом Пелевин и его теория о смайликах.
«Визуальный дезодорант».
И в чат снова летят смайлики всех мастей.
«Русская мысль» в Париже.
«Я дома, а тебе сколько еще ждать?»
«До посадки еще часа полтора», – выбиваю я, удивляясь, что время ожидания, которое вначале казалось бесконечно-жвачным, вдруг оказалось леденцом. Ссосавшейся сладкой карамелькой. Ничуть не приторной.
«Я позвоню?»
«Да»
Тут же идет гудок, а за ним голос.
Мягкий и обволакивающий.
И снова странное тепло. На душе…
XI
Es sind achtundzwanzig Euro und zwanzig Cent. Протягиваешь тридцать. Es ist gut so. Извини, расплачивался. Нет, нет, не мешаешь, без проблем. Колесики чемодана зуммерят по каменным квадратикам к двери. Прижимаешь плитку телефона левым плечом к уху. Расстегиваешь молнию чемодана и находишь ключ. Главное – не прервать разговор. Связь. Нить, такую еще тонкую, что может в любую минуту разорваться. Бережешь, как мечущееся пламя спички на ветру ладонями ковшиком.
Совершенно другой голос. Уже не железобетонная уверенность, а человеческая мягкость. Человеческая. Фразы не чеканны. Податливы, как глина, которая ищет обрести форму. Ты так всегда заводишь знакомства? Проторенная дорога? Что ответить? Что сегодня – вот так – в первый раз? Не поверит. И правильно сделает. А переубеждать не хочется. Хочется просто слышать ее голос. И говорить. Знаешь, устал знакомиться на свадьбах и похоронах. Аэропорт – новый опыт. А у тебя его уже так много, что хочется экстрима? Смеется. А вопрос бьет. Нет ничего более серьезного, чем то, что говорится в шутку.
Да, конечно. Уже в 18 лет начал писать воспоминания. Первый том – мои первые 500. Хохочет. Я тогда уже за номером 2.742? Я еще столько не летал! Смеешься первым, как в американских комедийных сериалах, где за каждой репликой персонажа полагался за кадром взрыв хохота. Чтобы идиоту перед экраном указать, где смешно. С ней не проходит. Как бритвой по кромке губ: я не хочу быть номером.
Истуканом замираешь перед стеклянной дверцей шкафчика. Разноцветные этикетки бутылок становятся одноцветными. «Я не хочу…». А что хочет? Рот становится сухим. Язык вязким. Как после выпитого из горла пол-литра водки. Я не хотел ничего сказать. Просто шутка. Снова смех, но уже усталый. Какой ты дебил! Одной фразой уничтожил все. Все? Что? Мозг лихорадит в поиске ответа. Ответ дает она. Знаешь, не пытайся себя представить хуже, чем ты есть. Во мне ты врача не найдешь.
Расклеиваешь склеенные словно гуммиарабиком губы. От холодной ярости, сжимающей коренные зубы, что тебя раскрыли за двадцать минут разговора, бросаешь: chapeau! Для эмоционального инвалида необыкновенно тонкая способность к наблюдению!
И сразу понимаешь, что убил. Все.
Молчание в трубке. Потом спокойный, железобетонный, чеканный голос – мне на посадку. Хорошего полета. Спасибо.
Не глядя, берешь бутылку. Заученным движением открываешь дверцу, где на полке стоят стаканы. Берешь первый попавшийся. Льешь и выпиваешь залпом. И понимаешь – да, это все.
Часы на полке отмечают пустое время. Какой ты идиот.
XII
Пристегиваюсь. Еще два часа и, если на Бориспольском без пробок и тянучки у «Драмы и комедии», то я даже успею немного поспать.
Достаю книгу.
Как хорошо, что еще есть бумажные, тяжелые и занимающие много места в сумке.
Открываю заложенное место. Беру в руку кожаную закладку – подарок друга из коллекции закладок «Trees oft the Countryside». Бордовая с золотым теснением деревьев. Никогда не разбиралась ни в них, ни в их названиях.
Медленно провожу пальцами по «дубу» и «березе». Переворачиваю и долго глажу замшевую изнанку.
«Мои первые 500» – всплывает в голове недавний телефонный разговор, – «и это только первый том, не дополненный».
Кривая улыбка тянет рот в разные стороны.
Коллекционер.
Еще один.
Только не закладок.
Тело пробивает током – не хочется быть новой бабочкой для энтомолога-любителя, стрекозой, приколотой булавкой к бархатной подушечке.
И порядковый номер на руке не хочется.
Глупости, откуда ему взяться, номеру?! Просто в пути пару часов вместе и всё.
Чего завелась?
Потому что уже один раз была «подходящим экземпляром», «девочкой для нашего мальчика» – безликой куклой, а теперь просто номер в картотеке чьих-то побед.
Снова глажу замшевую сторону закладки. Вкладываю в книгу на прежнее место. Читать не буду. Не могу.
Стараюсь вздремнуть, но сон не идет.
Как легко говорят мужчины о своих любовных победах. Как гордятся ими.
С каким удовольствием смакуют, вспоминают имена, детали, произведенное впечатление. Говорят об этом с друзьями и подругами, потенциальными и действующими подружками.
И как остро реагируют на те же истории, рассказанные женщинами.
Неужели не понимают, что, начав раз такой разговор, общение приобретает характер посиделок с дружбаном. Тогда и правда за правду. Хваст за хваст.
У тебя был случай – так подобный случай был и с нашей Бурёнкой.
Снова улыбка кривит рот. Закрываю глаза.
У меня не может быть номера – я в категории «дружбан».
От этой мысли становится радостно: когда последний раз удавалось завести дружбу с мужчиной, просто так, ради общения и весёлых историй, ни к чему не обязывающей откровенности в «пикантных вопросах». Ну, вспоминай! Было же пару раз… А потом оказалось, что ты ошиблась: он подыгрывал, было и что ты прогибалась в надежде…
Тут всё иначе.
Все взрослые и циничные.
То, что тебе надо: никакого душевного стриптиза.
Такси.
Обледенелая трасса блестит в свете фонарей.
По радио крутят давно забытую: «Я люблю тебя, Марина, всё сильней день ото дня…»
Кто написал эту глупость?
Рука тянется к телефону – проверить время.
«Долетела?»
Продолженеие следует…
