XXV
Новый год. Семь дней. Ни свечи, ни огарка. Ответа нет. Твое послание прочитано – аватарка в окружности тому немой свидетель. А ответа нет. Нет. И каждое утро (а по заведенной тобой привычке уже лет 20 выключать мобильный на ночь) нажимая на кнопку включения, ты, не разрешая себе ожидать ничего, ожидаешь именно этого, но именно это и не происходит. И именно это и делает твой день. Вернее – его стирает.
Стой. Подожди. Давай логично. В который раз заводишь сам с собой этот вечный разговор? Ведь уже все – все! – передумано, переспрошено, поставлено-переставлено по полочкам, просчитано, подогнано под параметры правильного понимания… Писал? Писал. Прощения просил? Просил. Звонил? Да. Мы же взрослые люди – вот так же тебе было сказано. И не один раз, верно? Да. Верно. Но ведь есть и другое. Губы. Стоны. Запах. Капли пота, что с твоего лица падают на ее. Шепот. Вера.
Обида. Ты же знаешь, знаешь за годы, что все эти «мы взрослые люди» – бред. Заслон. Самозащита для себя и красивая картинка владеющего собой человека для другого. Вся «взрослость» заканчивается в тот момент, когда в горле комом. И ты ощущаешь, как этот ком давит. Разрывает все в тебе. И его не расплавить.
Не вытащить. Потому что обида. Боль.
Понимание, что ты – не единственный. Не навсегда. А с уходом.
И как бы ты это ни знал заранее, какой бы ни была объективная реальность – не играет ни малейшей роли. Потому что любовь, это собственничество. И фраза – о, да! – как она тебе тогда, четверть века назад, нравилась, какой неимоверно великолепной истиной из уст Роберта Редфорда лилась: «Если, действительно, любишь – отпусти», – это, по большому счету, лишь пафос. Бред без горячки. И, если, есть такие, кто так может, то это не ты. И не она.
И что теперь?
Ты все еще спрашиваешь?
Да. Потому что мяч на ее стороне поля. Все эти дни.
А что делает команда, если противник все время держит мяч у себя? Идет за ним.
Она не противник.
Не придирайся к словам. Ты знаешь, о чем я. Тебе она нужна? Ты ее любишь?
Да.
Тогда иди.
Ага. А в ответ…
Именно – «а в ответ». И вот этого ты боишься. Что покажешь, что нужна. Что пришел, даже не зная, что будет. Что воспримут, как слабину. Мол вот помолчала пару недель и прибежал.
Да, есть такое.
И это тебе важно? Что подумает, что проиграл?
Да.
Тогда ответь на один вопрос: если ты считаешь, что она способна так подумать, что играет, что дергает за ниточки – зачем она тебе? Зачем тебе женщина, которая способна на такое?
Ну, это может быть привычка. Традиция. Воспитание. Характер.
Согласен. Но не играй ты. Будь честен – перед собой. Не перед ней. Ведь под конец будешь говорить лишь с собой. И себе признаваться – не ей, не Богу, не Жизни и Судьбе – себе, что честен был. Или нет. Ты же сам это знаешь. За годы. И еще – ты не ответил на вопрос – зачем тебе такая женщина? Если так о ней думаешь. Молчишь? Ведь все, что мог получить, уже получил. Что еще?
Ты же сам сказал – собственничество.
Не как самоцель. Не как доказательство.
Собственничество, как желание не иметь – быть. Рядом. С ней. Это так?
Стой. Тут какая-то нелогичная установка. Я ее чувствую. Она есть. Ты прав. И ты знаешь, в чем она заключается. Истина разума. И истина веры. Их зачастую невозможно соединить. Но они есть. Они – твоя объективная реальность.
…Вздрагиваешь и открываешь глаза. Лед в стакане полностью растаял. Берешь телефон.
Когда там следующие рейсы?
И еще – третья установка. Истина желания.
XXVI
Женщина-приключение. Милая спутница на пару дней в месяц. Как долго? До того, как в соседнем кресле самолета появится новая.
Более милая.
Менее сложная.
Моложе.
Нет, не дурочка.
Стоит ли продолжать?
Было плохо – нет.
Будет хорошо – нет.
Нет, потому что ты не умеешь делить человека с кем-то еще.
Ты хочешь его себе всего.
Здесь и сейчас.
И всегда.
А в зависимости от расписания рейсов и рабочего плана. Твоего. Его. Жены… не выйдет – не способна.
И еще этот червь: ты влезла, из-за тебя нет покоя ему, ей, им.
Может, покоя нет и без тебя. Да и ты не первая. Но от этого не легче. Потому что сейчас покой крадешь ты!
И у себя крадешь, а хотела пережить зиму без потерь.
Получай!
В доме не пахнет елкой и мандаринами не пахнет. Сама попросила не покупать – болею, не до этого. Маленькая ложь. Ему и себе. Да, буду отдыхать и лечиться. Праздники без гаджетов? А как же поздравления и вообще?
Покорно соглашаешься при условии, что Новый год встречаешь без него – с родителями. Шумная компания тебе сейчас ни к чему и ему зачем такая вялая спутница. Виновато улыбаешься, обещаешь без телефона и уже второго числа вместе праздновать у друзей.
Сумка – знак дороги. Слава Богу, и в следующем году не перестану летать.
Куда? А разве важно… главное, себе в удовольствие.
Пижама и пузырек снотворного – этот Новый год ты не вспомнишь никогда!
И ты не помнишь. Не помнишь, как приняла первую таблетку еще в такси, а уже через 10 минут тебе показалось, что она не действует, потому что в висках стучит, смотришь во все глаза, сердце выпрыгивает из груди… и принимаешь еще одну.
«Кто ты такая?» – спрашивает тебя синяя гусеница, выпускающая клубы дыма – «Кто ты такая?» – растягивает она слова все больше и больше.
Кто я такая… и в воздухе тает улыбка Чеширского кота…
Кажется, я читаю сообщения и даже проверочное от него. Но не отвечаю – я же обещала Новый год без телефона.
Зачем?
Может, чтоб понять, «кто я такая», что я проснулась и, чтоб помочь уснуть себе снова – не хочу думать, не сейчас.
А потом уже не заснуть! Тебя несет волна и ты щепка.
Друзья.
Шутки.
Гробовая тишина.
Ты будешь моей женой?
И вот сейчас надо, чтоб тебя кто-нибудь ущипнул.
Это же сон – да?!
Так не бывает! Ты же не этого хотела!
Ты хотела, чтоб он крепко обхватил руками твое лицо и жадно впился в твои губы, чтобы не хватало воздуха, и вы цеплялись друг за друга, вжимались сильнее и сильнее в ваши тела…
Или часики уже тикают? Тебе уже пора рожать? В твоем возрасте неприлично быть одной?
Да…
Аплодисменты и кольцо – велико…
«Тебе так повезло!» – всплывает на экране, на который ты смотришь, чтобы навсегда запомнить время подписанного тобой приговора – «Я таких еще не встречала! Надеюсь, ты на меня не в обиде».
XXVII
В холле аэропорта встречает друг. Рукопожатие, объятие, два обоюдных хлопка по спине. Уже знает, почему прилетел. Закинем твои вещи и поедем, будем ждать. Ждать? Где?
Адрес есть. Ну и что? Знаешь, что Левый берег и рядом, напротив, магазин «Ромашка». Где она после работы покупает йогурт и минеральную воду. Благословенны будут подруги подруг, что становяше поводырем твоим, даже кару на себя наводяше подруги своей… По Google Earth посмотрел – четыре двенадцатиэтажки окружают наспех выстроенный ангар, где, согласно услужливым, не затертым на фото вывескам, еще ютятся лавка по ремонту обуви и «Pussy Cat» – «лучшее питание для наших четвероногих друзей».
Нет, знаешь, отвези, я потом такси вызову. Сам не знаю, сколько ждать. Ну, как знаешь. Я вот тут, для времяпровождения прикупил. На заднем сидении через прозрачный пластик пакета зеленовато просвечивает «Jameson».
На Бажана толчея машин. На Парковой тянучка. К Золотым воротам подъезжаем через полтора часа. Давай, поехали вместе, я подожду. Не надо, дорогой, я отзвонюсь.
Хочешь просто быть один.
Квартира, которую уже не раз снимал. Знакомые комнаты, кухня, маклер. Не ожидал увидеть вас снова так скоро. Спасибо, что смогли все устроить так быстро. Вам спасибо, что всегда к нам обращаетесь, мы старых клиентов бережем. Старых? Зачем придираешься? В ответ виновато-удивленная улыбка: я имел в виду – постоянных…
«Вас приветствует такси «Рекс». Если вы хотите, чтобы вам перезвонили…» Ждешь оператора. Девушка, добрый вечер, мне машинку, на сейчас… Через 10 минут садишься в серый, заляпанный снежной грязью «Mondeo». Смотрите, адрес вы знаете, но мне надо подождать. Возможно, много часов. Водитель, в очках, за шестьдесят, смотрит выжидающе. Триста гривен за каждый час, вам подходит?
Днепр, мост, дорога, повороты. Где ждать будем? Глушит мотор у магазина. Четыре многоэтажки веером, напротив. У двух по одному подъезду, у остальных по три. Время отсчитывается попсой из радио. В третий раз набираешь и слышишь один и тот же ответ – «абонент знаходиться в зонi недосяжностi». Люди, люди, машины, люди.
На 34-ой песне женская фигура в шапочке, с длинными светлыми волосами и куртке появляется в зоне, задействованной взглядом. Рывком открываешь дверь. Свет перед входной дверью придает контурам обличие. Не она. Все правильно. В фильмах тоже так происходит. Почему у тебя сценарий должен быть другим?
Зачем? Нет, не правильно. Зачем – знаешь. Почему – тоже. Найти. Вот. Но. Помнишь, лет 30 назад, тоже ходил, блуждал по лабиринту улиц и домов в поисках адреса? Часами. А адреса-то не было. Выдуманным был, а ты, дурак, искал. Нельзя искать того, чего нет. Есть! Она есть. Не ищи – найди. Не для нее. Для себя.
76-ой – шансон: «Пять тысяч верст, три дня пути, зато есть время впереди…». Знаете, я позвоню напарнику, он подъедет и с вами останется, мне уже надо – с восьми утра за рулем… Конечно, я понимаю, звоните. Свет ксеноновых фар заливает кабину с заднего стекла. Черный дом на колесах. Глыба останавливается у одиночного подъезда, что слева. Не видя ничего, выходишь из такси. Знаешь – на уровне шестого, седьмого, восьмого чувства, – она. Железобетонная уверенность. Откуда?
Подходишь к японскому монстру. Без шапки, не куртка, а пальто. Смотрит на тебя. Правая рука еще на ручке двери, которую только что захлопнула. Сильно. Не аккуратно закрыла, а именно – захлопнула. Взгляд – градация мгновенных переходов из одного состояния в другое. Можно писать пособие для психологов. Или психиатров. Приспущенные усталые веки – что?; раскрытые глаза – как?; расширенные зрачки – почему?; прямой взгляд – ты; поворот головы и созерцание своей руки, опирающейся на борт «Prado»…
Снова глаза. На тебя. В твои. Как ты здесь?
Дверь водителя режет тишину января.
Что такое? Все хорошо?
XXVIII
– Все в порядке – глухо выдавливаешь из себя, удивляешься, что слышишь свой голос, но абсолютно не беспокоишься, услышал ли его тот, кто спрашивал.
Смотришь и молчишь. Губы сжаты, будто слиплись, глаза в глаза. Ты на грани обморока. Или это сон, твое больное воображение, забродившее от коктейля из успокоительных и снотворного.
Не ждала. Не надеялась. Не представляла. Запретила себе думать. Решила обрубить – пусть один раз больно, но не по кусочку раз за разом, слайс за слайсом от души, что еще мучительней.
Усилие.
– Подожди минуту, – еще до конца не уверена, говоришь ли сама с собой или действительно он рядом.
Проходишь мимо, задеваешь вскользь рукой: живая, теплая, нет, горячая, такая желанная плоть – не кажется. Тогда сейчас твой ход. Точнее, шаг. Как в той теории о двадцати шагах навстречу. Каждому по десять, а если больше или меньше, то все пропало. Думаю, отсчет уже начался – это мой шаг.
– Все хорошо, я же сказала… Ты же и так не собирался оставаться… Да, так лучше! Пока! – отрезаю намертво.
Рев газа. Снежная волна летит в сторону, ледяной крошкой, как пощечиной, бьет по щеке.
И вот между вами 1885 мм. И совсем неважно, как, почему и зачем и чей теперь шаг следующий.
Расстояние стремительно сокращается, еще нет прикосновений, но ощущение, будто сверкает электрический разряд… смятение чувств: душевное тепло, гнев, смущение, угрызения совести… и за всем этим — притаившаяся нежность и рвущееся наружу желание.
Все просто, как вдох и выдох. Если только вдыхать, то можно задохнуться, и, если только выдыхать, то тоже.
Сейчас самое время дышать! В нос бьет одуряющая, пьянящая смесь запахов – перелета, бесконечного ожидания в такси и недавно выпитого «Jameson» – терпкий грубоватый дух нетерпения, острый, почти смолистый, аромат уверенности.
В горле ком и не выдавить ни слова. Глаза ищут глаза – что в них?
Страх выглядеть смешным… страх неведенья… страх перед болью отказа… страх перед отражением пустоты…
Нет!
Пальцы мечутся по широким скулам, как по шифру Брайля пытаются прочитать то, что еще не сказано, но может…
Январский мороз жжет кожу, не дает дышать, щемит грудь.
Или это не от мороза, а от его тяжелого, обжигающего дыхания…
И земля уходит из-под ног, как в первый раз, и вы летите в кроличью нору.
Здесь.
Сейчас.
В точке невозврата.
Дальний свет фар режет ночь и вас пополам:
– Так звонить напарнику или уже все свободны?
Снова шаг из тех десяти. А, может, это и не он.
– Пойдем, – шепотом, словно боясь спугнуть.
– Я только расплачусь, подожди… – так же тихо и прерывисто дыша.
Пара секунд – вечность.
Усталый консьерж.
Лифт и губы – банальное déjà-vu, но разве сейчас время анализировать и трепанировать прошлое. Пусть и недавнее… разве сейчас время учиться на ошибках, если ты хочешь знать, от чего болит его сердце и чтоб он знал все о твоей боли… хочешь знать, может ли он выдержать боль, его и твою, не скрывая и не смягчая ее… а еще хочешь, просто хочешь, чтоб вы были сейчас едиными телом и душой. Ведь чувства не могут бесследно исчезнуть, даже если…
Это бесконечное условное наклонение со своим «если».
Но пока задыхающиеся поцелуи и сбивчивое биение сердец на раз-два-три-раз-два… ритм восстанавливается, дыхание становится ровнее, а поцелуи настойчивей, сладостней.
Миллиметр за миллиметром появляется все больше пылающей кожи – прикосновения лавой обжигают с головы до ног. Нарастающая невесомость и желанное «моя». В ответ обрывистое «да» и тела еще теснее сплетаются в крепкий узел. Стон один за другим – не сдержать, да, и надо ли.
А потом тишина, сереет утро и пальцы мертвой хваткой держат друг друга.
Вдох – выдох.
И выстрелом, ровным, без проседаний: «я выхожу замуж».
Глаза пустые – дулом двустволки.
Продолжение следует…
