Мимолетные Нидеры
Голландия (или Нидеры, как удачно сокращает одна моя подруга) уже стала для меня родной. Я влюбилась в эту страну с первой встречи. Начиная с премилого пса, обитателя жилой баржи на канале в Амстердаме, и заканчивая парадоксальной роттердамской архитектурой. Роттердам концептуален от макушки до пяток: будучи разбомбленным до основания во Вторую Мировую, он возродился в новом теле. Городские власти пришли к мысли сделать Роттердам городом-экспериментом, полным авангардного скульптурного юмора и поднятого из подвалов художественного андеграунда. Роттердам чем-то напоминает мне Энди Уорхола: он такой же сумасшедший. К тому же, они ровесники, если иметь в виду новый, послевоенный Роттердам.
Сами же голландцы невероятно позитивны. Эти люди не знают слова «справка», они верят вам на слово! Они не знают страха быть не как все, наоборот, они принимают своеобразие в любых его формах и ценят индивидуальность. Они посвистывают и напевают, мчась на своих вечных велосипедах – и в костюмах от Армани, и в пижамных штанах. Они сидят в ресторанах и кафе со своими собаками всех размеров и мастей, и никому не приходит в голову их выгонять. И еще – они хорошо воспитаны, даже студенты, которые перед началом учебного года напиваются и орут ночи напролет, не давая тебе спать, все равно – они любезны и всегда готовы прийти тебе на помощь. Моя дочь живет в Голландии, и меня это радует. Здесь легко дышится, здесь нет угрюмых людей и, самое главное: похоже, у них есть прививка от мракобесия.
В Роттердаме я порадовала своего голландского зятя вином с тех прекрасных частных виноделен, в которые мы заезжали с Лидой, и вручила ему и дочке полотенце из Эльзаса с аистами для скорейшего произведения потомства (помните? – помогло!). И с трепетом выдала дочери те деньги, которые удалось сохранить и привезти благодаря честности финнов, не прикарманивших мой забытый в отеле кошелек!
Деликатная Ася старалась максимально испаряться, чтобы мы с дочкой смогли наговориться после разлуки. Настолько максимально, что мы даже испытывали некоторые моральные терзания. Извиняли нас неумолимые сроки, отпущенные на обратное путешествие, а значит, и на нашу с дочкой короткую встречу. Наконец, закупившись голландским сыром, засунутым на место вынутого вина в наше раздутое сооружение, некогда именуемое автомобилем Субару, мы с Асей взяли курс на Германию.
Финишная прямая
А что нам, собственно, осталось? Германия пронеслась за окном, паром удивил количеством нетрезвых людей, а Хельсинки всегда остаются «Хельсинками», и мы поехали от «них» прочь, в отчизну. Но перед отчизной нас поджидала финская таможня, которая легко могла изумиться количеству барахла и принять искусственно состаренные канделябры за антиквариат. А это уже, извините – арест имущества.
У нас с Асей есть неповторимый опыт общения со скандинавской таможней. Это случилось давно – в нулевые, в самой первой поездке заграницу на машине вдвоем. Мы покатили в Норвегию, тогда еще без особых денег, с консервами, пакетированными супами, кемпинговой газовой плиткой в багажнике и с энергичной пантомимой вместо английского языка. Это было… Щенячий восторг – вот что это было! Такое же ликование настигло меня лишь однажды: в пятнадцать лет в компании двух, сорвавшихся с цепи, как и я, подружек. Тогда счастье захлестывало просто так, нипочему. Наверное, в предвкушении грядущей взрослой жизни. А на пути в Норвегию нам с Асей снесло башню в предвкушении грядущих самостоятельных странствий. Ибо даже многие наши знакомцы-мужчины-ровесники еще не решались в те времена покинуть пределы родины, чтобы попутешествовать дикарями. Мы решились. И тормозили у каждой сосны возле озерца, чтобы полюбоваться видом. И при этом нам не от кого было услышать такое знакомое всем женщинам, командно-прагматично-логичное-мужское: «Ну, всё, хватит, поехали! Больше ни одной остановки до самой гостиницы!» Причем, гостиницы, как водится, в этих случаях, бывают не ближе пятисот километров. Вот тоска, так тоска. А здесь у нас – свобода!
Мы знали, что внутри шенгенской зоны границу проходить просто, без кордонов. Однако, на норвежской границе нас поджидал одинокий кобуроносец (сомневаюсь, что в кобуре было оружие, позволявшее бы назвать его оруженосцем). Кобуроносец очевидно скучал, причем – не первый год. Места там дикие, глубокое заполярье, на широте нашего Гаджиева расположены. Из ближайших людей «поговорить» только местный саам, торгующий оленьими шкурами за погранпунктом. Но ведь и местный саам со шкурами тоже не первый год здесь в безделье цепенеет. А тут – мы, две счастливые жэншыны на гоночной Субару. Я тогда на Импрезе ездила, пардон – летала! Двести пятьдесят лошадей, турбина – все дела. После этого путешествия Ася пересела в свой фольксваген и поехала прямиком на СТО, потому что решила, что ее машина барахлит. Механики, проверив, сказали, что машина в полном порядке. «Но она еле ездит!?» – возразила Ася. Механики поинтересовались, чем рулила Ася в отпуске и, услышав про Импрезу, расхохотались: «теперь мы просто уверены, что все с вашей машиной хорошо!». Думаю, такую парочку из России пограничник (он же таможенник) повстречал впервые: русских там почти не было. Сначала он ошалел от машины.
– Вы что, – говорит, – прямо на этой машине из России приехали?!
– Ну да, – отвечаем, – не пешком же, в самом-то деле.
Таможенник минуты за две провернул в мозгу свою небыструю червячную передачу, и его осенило:
– А, так вы из Мурманска, наверное?
– Нет, – говорим, – из Петербурга.
Кобуроносец опять застыл в размышлении, а потом решил открыть нам, несмышленым бабам, глаза:
– Это неэкономичная машина (важно стал объяснять), она ест очень много бензина, – и приглашающе так смотрит, мол: ну, поняли вы, дуры, наконец, какую глупость сделали, что на этой машине приехали?!
– Мы знаем, – говорим, – что неэкономичная, но другой у нас нет.
Лицо служивого стало серьезным, он решил устроить нам допрос:
– Кем, – строго спрашивает, – вы в России работаете?
Отвечаем, что, мол, я – владелица рекрутингового агентства, а Ася – директор по маркетингу в строительной компании. Я вообще-то была совладелица крошечного начинающего агентства, а Ася – начальник отдела маркетинга, но как эти тонкости по-английски донести, мы тогда не знали, ибо, как почти все люди, закончившие в СССР не языковую школу, знали английский примерно так же, как квантовую механику. Вы, конечно, можете себе представить уровень зарплат у владельца рекрутинговой компании и у директора по маркетингу в… Норвегии?! И вы, конечно, сейчас пожалеете кобуроносца, потому что он тупо уставился на Асины кроссовки и начал терять рассудок от несоответствия наблюдаемой картинки и вводных данных. Потому что Ася была в кроссовках своей мамы-пенсионерки.
Мама-пенсионерка, естественно, берегла свои кроссовки и первые лет десять ходила в них исключительно в музЭи, чтобы ноги не уставали. Это потом уже кроссовки прослужили маме многие годы для прогулок в парке, и лишь в последнюю пятилетку этим кроссовкам досталась невесёлая участь стать обувью… для работы на грядках. И маркетинговый директор Ася стояла сейчас пред таможенником в этих кроссовках, не смущенная их видом ни на секунду. (На самом деле Ася поехала в наше путешествие со сломанным пальцем на ноге. Нога была стянута пластиковой лангеткой и не влезала ни в одну пару Асиной обуви. Пришлось наспех всунуться в мамины доисторические кроссовки.)
Норвег-таможенник устал. Он не привык к таким мыслительным усилиям. Он понимал, что дело не чисто, и что его водят за нос. «Заезжайте вон в тот бокс» – сухо приказал он нам. Мы заехали. «Все вещи из машины – на этот стол, откройте все(!) сумки и чемоданы!» Хорошо, говорим, нам не жалко, и мы никуда не торопимся. А скарба у нас… гора! Одежды полно для заполярья, и все сплошь дачное, малость заношенное. Еды пакетированной – море, чтобы не тратиться в дорогой стране Норвегии. Даром, что едут директора и владельцы бизнеса!
Кроме супов и растворимого кофе, мы, естественно, везли алкоголь – в разрешенных объемах, но крепкий (на север же едем!). В дютифришном магазине мы купили коньяк (водку дамам пить – в отпуске, да без всякого застолья – фи!). Коньяк пришлось купить дорогой, но, в конце-то концов, мы – на отдыхе!
– Это же очень дорогой алкоголь! – говорит кобуроносец и на директора в чувяках глаз косит, а потом – на владельца бизнеса в поношенной куртке.
– Мы любим хороший коньяк, – отвечаем.
Бедный, он не знал, что и думать, и решил, что мы контрабандистки. «Заезжайте на смотровую яму!» – простонал норвег. Полез с фонарем – ничего! «Опустите стекла в машине!» – орет. Парень вошел в азарт. Прошелся с фонариком по всем стеклам, прошуровал под коврами на брюхе, взмыл снова к развалам на столе и приказал нам вынуть из своих чемоданов и торб – всё! Наконец, он нашел лишний блок сигарет. Лишний блок, конечно, не наркотик, поэтому он не объяснял ему нашего барства: пить «очень дорогие» коньяки и разъезжать на «неэкономичных» машинах, но все же – хоть за что-то ему удалось зацепиться!
– Зачем везете так много сигарет, это нельзя! – застрожил он нас.
– Понимаете, – говорю я находчиво, – мы в Норвегии будем сидеть, курить и смотреть на фьорды! Ю андестенд? Мы очень любим курить и смотреть на фьорды. Много курить и долго смотреть.
Норвег растерялся. Он чего-то все-таки радикально не понимал, но в итоге плюнул и смягчился.
– Хорошо, – решился он – я вас отпущу, и даже не отниму у вас сигареты, хотя и могу потерять эту работу, если узнают. Но, скажите мне, в конце концов, объясните же мне, я очень хочу понять: зачем вы приехали сюда?! (читай: в эту нашу наижопскую дыру?!)
– Курить и смотреть на фьорды, – ответили мы.
И самое главное, что наш ответ был чистой правдой.
Теперь, приближаясь к финской границе, я немного тревожилась. С английским стало получше, но все же скарба у нас – до бесстыдного много. Я тщательно собирала чеки на люстры, но в последние дни один знающий приятель отсоветовал давать таможенникам чеки: «Люстры твои, хоть и не из золота, но денег стоят, и количества немалого, поэтому пошлины будут высокие, и с чеками обдерут тебя, как липку. Говори, что нету чеков, цены не помнишь, покупала в комиссионке – пусть ищут в каталогах, мучаются, глядишь – и отпустят». И приятель заронил в меня зерно экономии: я вспомнила всю эту бесконечную дорогу за люстрами – туда и обратно – со всеми затратами на отели, еду и бензин… Получалось, что люстры мои, как раз-таки – золотые! Я уже и так повысила уровень жизни европейцев, оставляя им деньги на каждом километре пути, поэтому пошлины высокие мне были, ну совсем, ни к чему!
Согласитесь, это ведь типично наше, российское: потратить кучу денег на доставку этих «выгодно купленных» люстр, устроить себе из этого потрясающее путешествие вместо экономичной, скорой и короткой поездки, и потом встать намертво в намерении не платить пошлины за товар. И я даже знаю, почему это так: все предыдущие затраты касались меня, они пошли на украшение моей жизни, а пошлины – пошлины идут на «украшение» государства. А государство – оно само себя денно и нощно украшает, нас не спрашивая. И совсем не хочется ему лишнего ничего давать, особенно давать ему в лице таможенников или гаишников, или всяких там чиновников. Сказывается классовая борьба: они нас, а мы их! Потому что отечество напрочь утратило все, хоть сколько-нибудь, отеческое. Наше государство для нас не отец, а злой отчим. Приходится с ним жить, но в то же время казать ему – фигу! Но самое странное, что такое отношение к государству мы привносим в любые, даже самые благополучные страны мира. Такова уж судьба голодного пасынка: всюду стараться объегорить ненавистного отчима.
На таможне финны почему-то индифферентно отнеслись к Субару-тяжеловозу и, посчитав нас ошибкой природы, пропустили. Иное дело – наши таможенники. Они плотоядно оживились. «Уж что-что, а в такой куче барахла всяко найдется нарушеньице: по весу, по количеству, по стоимости, да мало ли…» – мечтательно замурлыкали они про себя и поспешили навстречу.
Настал наш с Асей выход. Надо сказать, что это даже интересно: помериться силами с «отчимом». Тяжба «кто – кого» будоражит нервы и высвобождает адреналин.
– Тааак, что у вас там? – с фээсбэшным холодком в голосе поинтересовался молодой, но отнюдь не зеленый таможенный инспектор.
– Да так, всякие мелочи для дома – стараюсь хранить безразличие я.
– Что-то немелкие мелочи – скаламбурил алчный служивый и к самой большой коробке потянулся – Что это за коробка? Открывайте!
– Это люстра, говорю. (А там, вместе с большой люстрой, еще четыре бра подпихнуты, и очень бы не хотелось пускаться в объяснения «почему четыре», «где чеки», «кому везете» и т.п.)
– Открывайте, открывайте! И сколько стоит эта ваша люстра, предъявите товарные документы.
– Знаете, – вдруг вдохновенно начинаю я врать – у меня нет никаких документов. Просто одна моя подруга замужем за богатым испанцем, они сейчас дом меняют, и все, что им не нужно, она… подарила мне! Просто отдала.
Таможенник раздраженно зыркнул на коробку и отошел посоветоваться со старшей по званию. Она издали нас откровенно разглядывала. Вид мы имели поношенный и замученный, но взгляд имитировали приветливый.
– Так, всё из машины вынимайте, – отдал нам таможенник полученное распоряжение.
И началооось… всё это пришлось вынимать, вытаскивать, выковыривать, вы… черт еще знает – что! Скоро помещение для досмотра превратилось в блошиный рынок средней величины. А мы с Асей, покрасневшие от натуги и потные, приступили к попыткам сдвинуть главную люстровую коробку. Наш инспектор был здоровым парнем: плечистым, с бычьей шеей. Интересно, думаю, проснется у тебя совесть нам, двум немолодым женщинам, помочь? Он, как услышал: нехотя, но помог. Подошла старшая таможенница. Мы стояли вчетвером, лицезрели вещевые просторы и потрясенно молчали. У меня в голове пронеслась страшная мысль: «Если нам «все это» отдадут, мы же и за сутки не сможем сами его обратно запихать!..»
– На весы! – бодро скомандовала старшая.
Выйдя из оцепенения, мы с Асей муравьишками перетаскали «все это» на весы. Оказалось, что груз был пухлый, но не очень тяжелый. За время досмотра мы с таможенниками прониклись друг к другу даже некоторой симпатией, не иначе – сработал стокгольмский синдром. Они нам даже сочувствовали:
– Ладно, так и быть, оформим вам небольшой перевес, пойдете в кассу и оплатите три тысячи. И радуйтесь, что мы не стали смотреть стоимость ваших люстр.
Воодушевленные победой над отчимом, мы – с непонятно откуда взявшейся энергией – искусно утрамбовали развалы обратно в машину и нажали на газ: все, теперь – домой!
Чем, в конце концов, оказалась для меня эта поездка? Ну ведь правда, она же совсем не про люстры! «Выгодно приобретенные люстры» – это лишь повод ринуться так далеко и так надолго, повод увидеть мир и, в какой-то степени, испытать себя. Испытать не только как путешественника, справляющегося с автомобилем, с неожиданностями в дороге, с непредсказуемостью маршрута (что в моем случае происходит очень часто). Но и испытать себя как напарника. В дайвинге существует очень хорошее понятие дайв-бадди, то есть друг во время погружения – тот, на кого ты обязательно надеешься в трудную минуту. Моими бадди были Лида и Ася – такие разные и такие любимые.
Но, самое интересное, что я – одна и та же я – была абсолютно разным бадди для каждой из них! Для Лиды я была опытным и строгим инструктором, для Аси – бесшабашным соблазнителем на экстремальные вылазки. Лида, хотя и находилась в статусе младшего по званию напарника, все же умела меня отрезвить в моих авантюрных заскоках и олицетворяла собой предсказуемость, заботу и комфорт. Что до Аси, то ее зеркальный отклик на дорожные вызовы – это как приобретение мной в дороге близнеца. Такая податливость и готовность к новому – редкий человеческий дар! Мне повезло.
Да, я ехала и думала о том, как мне повезло с ними обеими, позволившими и мне ощутить себя разноликой, неожиданной, многогранной. Путь туда и путь обратно – два абсолютно непохожих приключения, которые мне удалось пережить, проезжая одно и то же расстояние по одним и тем же странам в одной и той же машине – одной и той же мне.
***
Господи, сколько же я тут просидела со своими воспоминаниями! Снег давно прекратился. Внизу за окном тянулись неправдоподобно пустые, белым-белые, не тронутые ни одним колесом, ни одним следом, улицы: без единого пешехода. Ночные светофоры перекликались бессмысленными желтыми всполохами. Из коробки с мишурой на меня внимательно смотрел старый Дед Мороз, времён нашего с Лидой детства. Вдруг мне привиделось, что он весело мне подмигнул. Всё, глюки начинаются! Пора идти спать: через час наступит утро.
