Зябко.
Я весь похолодел.
От волнения.
Слушаю – и не могу поверить своим ушам. Прямо мороз по коже подирает…
– …И этот, м-м, запах горных трав, – продолжает мой собеседник, стараясь лишний раз не смотреть на меня, – он сумасшедший, он, м-м, словно проникает в каждую клеточку твоего существа и заставляет видеть мир как великое и доброе начало. Только, – грустно усмехается, – только я-то понимаю, что это ощущение ложно, оно коварно и обманчиво. Мы с вами знаем, э-э, каков мир на самом деле…
Наконец бросает взгляд в мою сторону – немного пришибленный, где-то даже виноватый.
– Я чувствую, – говорит, – что это всё-таки не моё, не моё. Э-э… Не моё.
Я молчу и переживаю.
– З-зато, к-кажется, м-моё, – произношу после долгой паузы. И, как бывает нередко с тех пор, как случилась Катастрофа, начинаю заикаться.
– М-мир вовсе не з-злой, – пытаюсь объяснить свою позицию. – Если вы имеете в-в… виду эту трагедию, когда р-рванула психотронная б-бомба, и всё… п-перепуталось… Это не мир виноват, это л-люди…
– Но запахи… – тот, другой не сдаётся. – Они… э-э… сбивают с толку. Горы пахнут слишком хорошо, слишком, м-м, чисто, я бы сказал, и это даёт слабому и наивному неоправданную надежду.
Не знаю, как возразить – да мне и не хочется спорить, а хочется слушать ещё и ещё. Не про гадкий лживый мир. Про запахи.
– А… Ч-что ещё вы п-помните? – спрашиваю.
– Ещё? М-м… Ещё помню белые войлочные юрты на горных пастбищах, джайлоо, – тот, другой опять начинает рассказывать с отсутствующим видом. Вспоминает, как будто это его не касается. Я же – я весь дрожу. – Там была одна такая особо красивая юрта, с узорами на войлоке… В ней, э-э, девушка, её звали Джазгуль, что значит «весенний цветок». Она тоже дивно пахла – молодостью, прелестью, свежестью. Угощала меня, м-м, кумысом, который сама же приготовила, и у этого напитка был… аромат дыма и свободы. Да-да, почему-то мне тогда казалось, что свободы.
Я чуть не теряю сознание – настолько меня захватили чужие воспоминания, настолько всколыхнули всё во мне.
Встаю и нервно начинаю ходить туда-сюда. Туда-сюда. А тому, другому как будто его собственные видения, картинки из его памяти не интересны.
– В-ветер п-пах? – останавливаюсь и задаю контрольный вопрос.
– Э-э, приятель… – медлит тот, другой. – Пах. Яростью, красотой и, м-м, безумием. Тем более, когда несёшься на лошади галопом, и ветер в лицо. – Он произносит святые вещи, но таким скучным, невыразительным голосом, что я и не представляю, с чем это сравнить.
Зато отлично представляю – сам себе тут же начал воображать – запах лошади, вспотевшей от быстрого бега, и ещё кожи, кожаного седла, сбруи, попоны.
Это невыносимо приятно!
– Я уверен, ч-что… В-ваши воспоминания – на самом д-деле не ваши, а м-мои. – Говорю и понимаю, что перешагнул некую черту. – Эмоционально они м-мои. Я нашёл! Я нашёл свою п-память!
Тот, другой пожимает плечами.
– М-м, я так и думал… Что-то подобное. – Он совсем не выглядит окрылённым. – Технически я всё помню, но родного, близкого в воспоминаниях не нахожу. Как будто со стороны сам себя, э-э, воспринимаю… Ну, так сейчас обстоят дела у большинства населения – после Взрыва.
Я согласно киваю.
– Т-точно! У людей всё п-перемешалось – мы теперь владеем не с-своей памятью, у каждого чуж… жая! Не разберёшь, где ч-чья…
– Ага! Вот и приходится искать свою, опрашивать сотни, тысячи, э-э, незнакомцев, объявления читать в газетах: в голове, мол, хранится то-то и то-то, может, оно на подсознательном уровне отзовётся в чьей-то душе, вдруг нужно кому?.. М-м…
Я возбуждён. Не могу найти себе места.
– Оч-чень рад, – сообщаю, – что мы с вами п-пересеклись. Вы вернёте мне м-моё?
– Минуточку, приятель! – Тот, другой выглядит настороженным. – Ладно, допустим, что я – носитель вашегопрошлого. Но… э-э… мне же нужно взамен моё. А вдруг вы помните слишком для меня чуждое, слишком, м-м, постороннее, что я никогда не прочувствую? Не опознаю? Тогда обмен памятью для меня будет лишён смысла.
– Да, конечно, к-конечно! – Мне и самому стало неловко за собственную поспешность. – Я готов вам п-пересказать, что п-помню.
– Слушаю! – Тот, другой устраивается поудобнее и прикрывает глаза. – Начинайте…
Я, сосредоточившись, вытаскиваю из памяти целый ворох воспоминаний и торопливо, порой сбивчиво стараюсь донести их до моего визави.
Мало что чувствую при этом – просто пересказываю, пересказываю, пересказываю.
Тот, другой сидит, нахмурившись.
Молчит.
Сопит.
Я рассказываю про остров в океане – небольшой, если судить по карте, его можно весь обойти за три-четыре дня. Люди там занимают пару деревушек. Климат на острове умеренный и, вместе с тем, тёплый, широколиственные леса перемежаются с кое-какой субтропической растительностью. Кругом растёт бамбук – низкорослый, по колено; они с травой дополняют друг друга. Мягкие очертания зелёных мохнатых сопок – иногда их поглощает туман, шум моря и влажный бриз, чёрные покосившиеся от времени домики тут и там.
Говоря, я даже перестаю заикаться. Ведь картины, возникающие в моей голове, скорее напоминают кино, нежели пережитый личный опыт…
Вспоминаю, как мы втроем – с парой друзей, он и она, – пошли на побережье собирать морской шиповник. Растение низенькое и стелется вдоль земли; плоды, наоборот, крупные, мясистые, из них получается просто отличное варенье. Набрали каждый по мешку. Но мой, как бы, друг повредил ногу и едва шёл, а на обратном пути мы столкнулись с приливом, отрезавшим на несколько часов единственную дорогу вдоль берега (никто из нас почему-то не подумал с утра о такой возможности). И мне пришлось тащить его подругу, посадив к себе на плечи, брести по воде… Часть мешков с шиповником бросили на песке…
– Довольно! – вдруг кричит тот, другой. Он вскакивает и внимательно глядит на меня, во все глаза. Вроде как взволнован; пожалуй, какие-то чувства пробудились в нём. – Этого достаточно! – повышает голос. – Я согласен на обмен. М-м, немедленно! Сейчас же!
Лицо его, кажется, раскраснелось. Дышит часто, взгляд горит.
Искренен? Неискренен?? Переигрывает??? Непонятно.
На этот раз медлю я…
И опять, кажется, начинаю заикаться.
– Вы к-клянётесь, что это в-ваши в-воспоминания? Если так, то я очень р-рад. Надеюсь, вы не имеете отношения к т-торговцам памятью, о которых сейчас много го-говорят…
Тот, другой гордо встряхивает головой.
Произносит:
– Не волнуйтесь, друг. Я честный человек, желающий, как и все после той ужасной Катастрофы, вновь обрести свою личность. Стать, м-м, самим собой…
Я растроган.
Сердце моё наполняется любовью, а душа – светлым ожиданием.
Выпрямляюсь.
Мы, почти не сговариваясь, становимся друг напротив друга.
Встречаемся глазами.
Чего-то ждём.
Готовимся…
Потом, сойдясь, наклоняемся корпусом и соединяемся головами, темечко к темечку.
Прижимаемся.
Я своими руками беру его голову, с боков.
Он – так же – мою.
Мы держимся друг за друга.
Крепко, по-мужски.
Напряжение.
Вот сейчас!
Сейчас всё восстановится!!
Да неужели же?!.
Господи, как долго я этого ждал!!!
***
Вспышка и темнота.
***
…Я лежу на земле, и у меня звёзды в черепушке. Всё кружится, всё плывёт. Мрак здесь, там, – мрак везде. Чернота нарушается лишь этими самыми звёздами…
Боль. Тупая и тягучая. Непонятно где; она наполняет собой и меня, и пространство.
Господи, да где же это я?..
Кое-как, постепенно, прихожу в себя. Слышу голос – знакомый? незнакомый? Кто это?
О чём он говорит?
По мобильному телефону, что ли? По телефону…
– …Да, шеф, всё сделано! Как вы хотели! Всё прошло, как по маслу, м-м, как по маслу!.. Ага, этот олух отдал мне всё и ни о чём не догадался!..
Это он о ком? Обо мне? Не обо мне?
А кто я вообще такой?
Пытаюсь понять.
Ничего не получается.
Боже, я не знаю, кто я…
– Точно, шеф! – скалится в трубку тот, другой. – Я выполнил ваше задание, и теперь являюсь носителем двупамяти! И прежняя, и новая!.. Можно копить дальше – и через фирму – продавать!.. Есть – возвращаться в офис! Уже бегу!
Он отключается и внезапно замечает меня.
Я, осоловелый, сижу на земле.
Гляжу непонимающе на того, другого.
Он – на меня.
– Вы к-кто? – спрашиваю.
– Э, приятель, ты лучше спроси самого себя: кто ты? – ухмыляется тот.
И быстрым шагом уходит.
Исчезает.
Оставив меня одного…
Я с трудом, пошатываясь, встаю.
Хочу идти – но не осознаю куда.
Где я?
И главное – кто я?
Ничего не знаю. Ничего не помню.
Пустота… Во мне – пустота…
Стою, одуревший, потерянный. Отчего-то хочется плакать.
Не понимаю…
Ощущаю вокруг необъяснимый холод.
Обхватываю себя руками. Зачем? Чтобы согреться?
Чтобы почувствовать, что существую ещё?
ДА КТО ЖЕ Я ТАКОЙ?
ЧТО Я ЕСТЬ??
ЖИВ ЛИ Я???
Мне становится крайне не по себе.
Я дрожу.
Жутко и страшно.
Зябко…
Май 2018 года
