— Не надо, Стёпа, не надо.
— Да ты сама же лезешь с вопросами, сама всё это, нервируешь. И сестра твоя ещё тут, иисусика из себя строит, за правильность борется. Да я, может, тебя жалею больше всех, только ты не выводи меня, а то как заведёт.
Степан бросил грязное слово, камнем упавшее рядом с сидящей в углу кухни Марфой, пнул табурет, кулаком толкнул дверь, сплюнул и вышел. Одной рукой Марфа держалась за выпирающий живот, другой обхватила нос. Из её пригоршни и вниз на верхнюю губу сочилась кровь, Марфа тихо плакала, вздрагивая плечами. Мария зашла почти бесшумно, взяла из шкафа чистое полотенце, наклонилась, промокнула Марфе губы, отняла её руку от носа, приложила ткань.
— Маря, давай уйдём.
Марфа помотала головой и завыла в голос. Из комнаты прибежали Мишка с Пашкой и встали напротив матери. Мария сначала хотела увести их, но передумала. Мишка долго рассматривал окровавленное полотенце у материнского носа, её заплаканные глаза, раскрасневшееся лицо, подошёл и неуклюже погладил Марфу по руке с тёмными отметинами отцовских пальцев. Пашка тоже смотрел, не отрываясь, потом, еле дотянувшись до стола, взял конфету и положил её перед Марфой на пол.
Вечером были гости. Весь день Марфа готовила, стараясь не обращать внимания на тянущие рези в животе и боль в распухшем, посиневшем у переносицы носу. Посидев за столом около часа и подав первую порцию горячего, она оставила Марию на хозяйстве, уложила детей и прилегла сама. В полутёмной детской, где они спали по очереди с сестрой, чтобы ночью можно было быстро встать к ребёнку, Марфа сама чувствовала себя девочкой, лёгкой, беспечной, счастливой. Сначала она была одна, потом родилась Маша. Хорошо, что Маша сейчас тут с ней. Конечно, было бы лучше выдать её замуж, только чтобы не так, как у неё со Степаном. Да если бы после смерти родителей родственники якобы по какой-то дарственной не отобрали у них дом, они бы ушли сейчас. Марфа вытерла лицо. Ладно, Бог всё видит. Живот вроде бы успокоился, Мишка с Пашкой разметались в своих кроватках и уже успели отбросить одеяла, надо прикрыть. Марфа полежала с этой мыслью, и ей даже показалось, что она встала, подошла к спящим сыновьям, всмотрелась в их лица. Пашка больше на неё похож, мягкий, нежненький, нос маленький, губки, как у девочки. А Мишка на Степана, большеносый, скуластый, с жёстким ртом. А вырастут, всё равно оба, как Степан, станут. Марфа ещё постояла над кроватками, потом аккуратно вытащила из-под Мишкиной головы подушку и положила её на лицо сына. Не надо, Стёпа, не надо. Марфа резко открыла глаза и повернула голову. Пашка тихо канючил во сне, Мишка сосредоточенно сопел. Господи, сохрани, сны эти окаянные.
В гостиной было уже пусто, Мария убирала со стола, из спальни по дому разносился храп Степана. Марфа начала помогать. Мария посмотрела на её заспанное лицо, улыбнулась.
— В этот раз рано ушли.
— Тихо всё было?
— Да, тихо. Про нос твой спрашивали.
— При всех?
— Нет, в кухне меня поймали и спрашивали.
— А ты что?
— Ничего.
Мария помолчала.
— Я так не хочу.
Марфа вздохнула и погладила сестру по голове.
В дверь постучали. Собака не лает, странно. Открыть Марфа не успела. Если бы автор текста вдруг появился в доме своих героев, он тоже бы сам открыл перед собой им же придуманную дверь.
Когда-то в детстве Марфа и Мария увидели один и тот же сон про мужчину, который вылавливал из реки утонувших детей и оживлял их. Они потом ещё долго рассказывали друг другу, что им снилось, но одинаковых больше не было.
Самовольный гость сел около них за кухонный стол, попросил налить воды.
— Что, Марфа, шевелится ребёнок? Надо, надо ему уже, большой человек будет. А ты, Мария, скоро порадуешься.
Храп, доносящийся из спальни, смолк, послышался скрип половиц, и в кухню ввалился пьяный Степан. Он протянул руку и уже скривил губы, пытаясь что-то сказать. Гость посмотрел на его дебелое распухшее лицо, узкий сермяжный лоб, Степан угрюмо помычал какие-то ругательства, уронил руку, стукнув ею о бедро, обмяк и побрёл обратно.
Гость попил воды, посидел неподвижно.
— Ты, Марфа, только не суетись, не бегай никуда. Будут винить, молчи. Они забудут, они всё забывают, крест их такой.
Марфа вдруг заволновалась, гость покачал головой, встал и, не попрощавшись, вышел. На секунду Марфе и Марии показалось, что за окнами стало светло, как днём, но потом всё снова занавесило беспробудной темнотой.
P.S. Той же ночью Степан умер во сне от сердечного приступа. Несмотря на поставленный посмертный диагноз, родственники Степана обвиняли Марфу в его смерти, но Марфе удалось отстоять свою непричастность. Её третий сын стал православным священником. Мария, подождав, пока Марфа оправится от родов, приняла постриг. О той ночи они стараются не говорить.
