Покровка и Вовка
Обычно, дети приходят в школу, чтобы учиться, а Вовка первый раз попал в школу, на траурный митинг по случаю смерти Иосифа Виссарионовича Сталина; школа была в деревне единственным приличным помещением, куда мог поместиться весь колхозный народ. Этот государственный деятель умер 5 марта 1953 года, а 17 марта этого же года, Володе исполнилось три года. Собственно говоря; по этой дате – став взрослым – он и ориентировался в своих детских воспоминаниях. Всё происходящее в деревне связанное с митингом, маленький Володя никак не анализировал, а просто воспринимал, как некую данность. То, что происходило в деревне накануне митинга, запомнились мальчику, суетливым и возбуждённым состоянием людей, все ходили по дворам друг к другу и спрашивали какую-то красную материю. Его семья жила очень бедно, ещё летом, видя нищету семьи, сердобольная женщина подарила мальчугану пальто, из которого её девочка выросла; обнаружилось, что у пальто была красная подкладка. Эту подкладку пустили в дело, из неё наделали ленточек для окаймления чёрных траурных повязок, всем селянам. Потом он помнил себя уже в школе, которая была наполнена народом так, что люди стояли в ней сплошной тёмной массой, а мужчина не деревенского вида, возвышался над людьми и что-то громко говорил, резко взмахивая рукой. Время от времени, он вытирал слёзы. Все люди вокруг мальчика стояли, слушали оратора и тоже тихо плакали. Володя стоял рядом с мамой, держась за её руку и ему было не понятно, почему такие больше и взрослые дяди и тёти плакали. Вовкина мама стояла с ним среди людей и тоже плакала, эти всеобщие слёзы заинтересовали малыша, он подёргал мать за руку, глядя на неё снизу вверх, и с детской непосредственностью, громко спросил:
– Мам, мама – почему все плачут? Мама ответила резко, сдавленным свистящим шёпотом:
– Sha ruihc! – это был приказ на немецком языке – «молчать!». При этом мама с необычной силой дёрнула его за руку – так, что подошвы подшитых валенок ребёнка оторвались от пола. Вовка с недоумением посмотрел в её лицо и увидел, вдруг побелевшие, сухие глаза матери; они глядели на Вовку с ужасом. Несмотря на свой трёхлетний возраст – малыш всё понял, хотя первым его позывом было зареветь, он примолк.
Анализируя эти детские воспоминания, теперь уже не Вовки, а Владимира Ивановича, я понимаю, что похороны Сталина, обрушились на нищую деревню заботой. Всему населению колхозной деревни, начальство приказало явиться на траурный митинг в школу. Каждый колхозник должен был нашить себе на рукав, чёрную с красной каймой траурную повязку. Начальство не интересовало, из чего её будут делать, хотя у большинства населения не было материи даже на заплатку. Ведь после войны прошло всего восемь лет и народ жил ещё очень бедно. Чёрную основу повязки соорудили быстро. У кого не было чёрного куска материи, отрезали от чего угодно подходящий кусок ткани любого цвета, потом красили его, печной сажей разведённой в керосине. С красной же каймой для повязки, была большая проблема. Не было в послевоенное время, у колхозников ничего цветного и подкладка Вовкиного пальто выручил всю деревню. Володя на всю жизнь запомнил тот страшный взгляд своей мамы на траурном митинге. Став взрослым, Владимир неоднократно слышал, от самых разных людей – «Когда хоронили Сталина, плакала вся страна!». Он был участником похорон Сталина и точно знал, что у его мамы глаза были на траурном митинге сухими. Уж его-то матери точно, быть благодарной, Иосифу Виссарионовичу Сталину было не за что, но пусть бы она попробовал не заплакать на том митинге – ниже, я попытаюсь рассказать почему. Была и ещё одна странность от детских впечатлений о том митинге; люди плакали беззвучно, если бы не голос оратора, можно было бы сказать, что митинг проходил в полной тишине. Позже Владимир был на многих похоронах, но таких тихих похорон он припомнить не мог.
Володя вырос в старинном казачьем селе, которое называлось Покровка. Почти половина жителей этой деревни, были российские немцы, а второй половиной были русские и украинцы. Немцы жили на Руси с древнейших времён, но основная их волна переехала в Россию во времена царствования Екатерины Великой. Под руководством этой царицы-немки были завоёваны огромные южные территории, которые нужно было заселять и осваивать. Екатерина нашла мудрое решение – ею был издан указ о налоговых льготах для переселенцев на южные земли, затем указ был доведён и распропагандирован среди населения немецких государств и княжеств. После этого в южные пределы России потянулись обозы с немецкими переселенцами и за десятилетие, на завоёванных территориях расцвели сёла-колонии, устроенные на европейский лад. Все завоёванные пространства южной России, очень быстро стали процветающими землями, от Волги до Крыма включительно, а после этого стало возможным отменить налоговые льготы. Знаменитый реформатор Столыпин ничего нового не придумал по переселению крестьян в Сибирь, он просто грамотно переосмыслил опыт царицы. Видимо, он не делал из этого тайны, поэтому был всячески поддержан царским домом в своих начинаниях. В революцию российские немцы ничем особенным не отличились. С началом коллективизация, все безропотно подчинились властям, и были организованны в колхозы, продолжая исправно поставлять зерно государству. Когда в стране начались автономии, для немцев тоже организовали республику, она была образована на берегах Волги, в пределах нынешней Саратовской области, её столицей сделали город Энгельс. Перед войной это была самая процветающая автономная республика Советского Союза. Володя часто слышал от матери рассказы о том, что к ним в немецкий колхоз, привозили всевозможные иностранные делегации. Таким образом, начальство хвасталось перед иностранцами достижениями советских колхозов. Тем не менее, мама часто вспоминала два голодных периода, которые она пережила в немецкой автономии. Самый сильный голод был во время коллективизации, а второй пришёлся на начало тридцатых годов. Мама рассказывала – «В тот год, когда случился голод, очень хорошо уродились зерновые, урожай обещал быть богатым. Пшеница стояла стеной, но кушать было нечего. Люди украдкой ходили на поля и собирали полёгшие колоски. Очень скоро это собирание колосков на еду закончилось. К полям можно было подойти только одной дорогой, по мосту через небольшую, но глубокую речку. В один из таких походов сельчан за колосками, их остановил местный активист из немцев, он прятался под мостом, поджидая нарушителей. Люди пухли от голода, но сделать ничего не могли, он никого не пропускал через мост. В какое-то время в Мариенфельд, так называлась мамина деревня, приехал уполномоченный из районного центра. Он походил по домам сельчан, увидел опухший от голода народ, и люди рассказали ему об активисте сторожившем поле у моста. Уполномоченный пошёл, туда и конечно встретил рьяного активиста. Позже, какой-то очевидец рассказывал: «Уполномоченный достал пистолет из кармана своей кожаной куртки, приставил его ко лбу активиста и сказал: «Ещё раз увижу тебя здесь – пристрелю! Ты настоящий вредитель, хочешь, что бы люди перемёрли с голоду, а кто тогда эту пшеницу убирать будет?» Только после этого народ стал варить для себя пшеничную похлёбку и люди выжили.
Однако нужно заметить, что российские немцы жили не только в Поволжской немецкой автономии, много немцев жило до войны в Крыму. Знаменитые игристые вина: «Советское шампанское», «Цимлянское», «Абрау-Дюрсо», всё это разрабатывали и производили крымские немцы ещё с царских времён, и на царских же заводах. На Алтае и в Иркутской области тоже были немецкие колонии, но людей туда никто не загонял; немцы жили в этих сибирских колониях ещё с царских времён. Во времена, когда началась перестройка, с Алтая немцев уехало в Германию очень мало, и наверное не жалеют об этом. Сейчас алтайская пшеница, пантокрин и курорт «Белокуриха» известны на весь мир – а это всё создано, или производится алтайскими немцами.
Когда в 1941г. Германия начала войну с Советским Союзом в немецкой республике, как и везде в стране, начались трудовые будни с надрывом всех сил и возможностей. Очень скоро война докатилась и до самой Волги, руководство страны побоялось создания «пятой колонны» в Поволжье; был издан указ, о переселении немцев из автономной республики в Сибирь и Казахские степи. В немецкое Поволжье подогнали железнодорожные составы с товарными вагонами и в 48 часов все немцы из автономии были переселены в Сибирь и Казахские степи. Багажа с собой можно было брать, сколько унесёшь в руках, а дома и хозяйство пришлось бросить на произвол судьбы. Прибывших на новые места людей, расселили по квартирам местных жителей, а когда наступила весна, немецкие семьи дружно взялись за строительство землянок, хотя говорить «дружно взялись», звучит очень громко. Потому, что не успели новоприбывшие на поселение немцы обжиться на новом месте, как правительство издало указ государственного комитета обороны – «О порядке использования немцев-переселенцев призывного возраста от 17-ти до 50-ти лет, в трудовой армии». С объявлением этого указа начался массовый призыв немцев в эти трудовые подразделения, в основном на лесоповал и шахты. Став взрослым, Володя встречал таких трудармейцев – люди прошедшие эти испытания не могли рассказывать о них без слёз. Половина людей призванных в трудовую армию просто погибли. В общей сложности за время войны, в трудовую армию было призвано немцев, мужчин и женщин около 500 тысяч человек. Это не считая немцев-коммунистов, которые подлежали призыву на фронт. Одним из таких призванных коммунистов был мамин брат Алоиз, он был в звании политрука и погиб в первый год войны. Алоиз успел прислать с фронта всего одно письмо-треугольник, а потом была похоронка.
Когда люди немного обжились на новом месте, многодетные матери, их дети-подростки и старухи объединялись и строили жильё, каждому по очереди. Вовкина мать от трудовой армии была освобождена, так, как у неё было трое детей. Старшему, Шурке было девять лет, Лёньке шесть, а Ёся был ещё грудничком, ему едва исполнился год, Володя родился значительно позже. Вот с такой бригадой, Вовкина мама строила себе землянку, помогали ей такие же «бригады». С квартир нужно было съезжать, гостеприимство хозяев к своим квартирантам было более чем прохладным, хотя можно понять отношение русских, к своим немецким постояльцам. Шла война, у большинства деревенских людей, родственники не только воевали, но и погибали в этой войне. Тем не менее, нужно честно сказать, Володя редко слышал от немцев, высказанных обид по поводу, деревенских старожилов – люди старались жить дружно, не обижая друг друга.
Родовое гнездо — землянка
Что такое землянка и как она строилась, требует отдельного описания; наверное, она не один раз спасала людей в лихолетье. Военное и послевоенное прошлое российских немцев, всех без исключения, прошло в землянках. Выбиралось место на сухом бугорке, и на нём выкапывалась яма размером шесть метров на три. В глубину копали на метр, а по краям периметра этой ямы выкладывались стены из дёрна, который местные старожилы называли пластами. Кровля изготавливалась просто: посередине, вдоль строения, укладывалась матица, а на матицу со стен прокидывали жерди. Всё это сооружение покрывалось хворостом, потом хворост застилали пластами дёрна. Получался домик в одно-два оконца, стоящий на один метр в земле и на один метр над поверхностью земли. Снаружи высота стен была метр, внутри стены получались высотой в два метра, под матицей было два с половиной. После того, как была сделана кровля, начиналась работа полегче. Около домика выкапывали, убирая слой чернозёма, круглую яму, обнажившуюся глину вскапывали, а затем по деревне собирали конский навоз и кидали его в эту круглую яму, перемешивая с глиной. После этой процедуры начиналась самая интересная работа для детей – топтание глины. В яму наливали воду, все разувались и голыми ногами перемешивали глиняно-навозную массу. Через час топтания, глина вперемешку с навозом была готова для работы. Всё построенное сооружение обмазывалось этой смесью. Обмазывалось всё полностью, так, что домик становился похожим на глиняную игрушку, затем это произведение белилось известью, только пол оставался небелёным. Удивительно, но некоторым землянкам люди умудрялись придавать вполне пристойный вид. В такой землянке Вовка родился и рос пять лет. Нужно сказать, что не только немцы в Омской области и Казахстане в пятидесятых годах 20 века жили в таких землянках; русские люди, кто по беднее, тоже строили такие землянки и жили в них.
Мальчик спал вместе со своей мамой на самодельной железной кровати, стоявшей в углу землянки. Основу кровати составлял настил из кривых, завернувшихся пропеллером осиновых досок. На этих досках лежал набитый соломой коричневый матрац. Солому для матраца Вовка с матерью воровали в колхозе, один раз в неделю, и она как раз за эти семь дней слёживалась до твёрдости и толщины циновки. Тогда сквозь нее чувствовалась каждая извилина кривых досок. Трое старших братьев Володи спали на глиняном полу землянки, укрывшись тем, что находили в доме, а найти можно было только свою и материнскую одежду. Питалась семья в основном припасами, которые маме удавалось украсть на работе; она работала дояркой, а коровам давали не только сено, но и жмых, картошку, отруби, – эти «лакомства» мать приносила детям с работы. Жмых – это прессованные пластины льняного или подсолнечного семени, они оставались от выработки растительного масла и шли в корм скоту. Мама пришила к своей юбке, с внутренней стороны, специальный большой карман, в котором тайно приносила эти припасы. Печёная в печке на углях картошка тоже была настоящим лакомством. По весне вырастали щавель, лебеда, крапива, это всё шло в пищу. Мальчишки разоряли грачовники, сорочьи и воробьиные гнёзда, яйца этих птиц тоже были вкуснятиной.
Бог наградил Вовкино семейство красивой фамилией – Глюк, что в переводе с немецкого языка обозначает счастье, но на раннем этапе его жизни эта фамилия звучала, несколько иронично. Хотя нельзя сказать, что Вовкино семейство жило намного хуже других; бедно в войну, и послевоенное время жили в деревне все, но, всё же, особенно бедно жили немцы. Если бы колхозники не воровали себе еду на пропитание, все подохли бы с голоду. Именно подохли, так без кавычек и надо говорить это слово, применительно к тому времени. К скоту власти относились лучше, чем к деревенскому народу. Много написано о сталинских лагерях, как в них люди тяжело работали за пайку хлеба, но деревенский народ в лагеря сажали очень мало, только для острастки, может быть одного или двух на всё село. В лагере человеку нужно давать какую-никакую еду, пайку, а в деревне её не давали, хотя работы требовали не меньше, чем в лагерях за колючей проволокой.
Это звучит странно, но несмотря на своё голодное детство Вовка ни маленьким, ни потом, став взрослым, почему-то никогда не чувствовал себя бедным и обиженным. Надо сказать, что простой народ в своей массе был мудрым и всё понимал. Власти тоже были строгими в национальном вопросе, национальные меньшинства назывались «нацмены», обижать их было строго-настрого запрещено властями. У жителей Покровки, независимо от национальности, была круговая порука, все приворовывали себе на пропитание из колхоза, но помалкивали. С начала войны и до середины шестидесятых годов колхозники ничего не получали за свой труд. От крестьян требовали работу, под страхом репрессий, и деревенский народ был вынужден питаться тем, что украдёт в колхозе. Местное начальство хорошо об этом знало, но мер к искоренению зла не принимало, понимая, что люди живы только благодаря этому воровству.
Когда начиналась уборочная страда и с полей привозили зерно, его складировали на току для дальнейшей переработки, и разумеется, такое богатство нужно было охранять. Председатель колхоза придумал простой способ охраны общественного зерна. Каждая семья по очереди должна была сторожить ток с зерном, по одной ночи; потом, когда кто-то жаловался на голод, председатель спрашивал: «Ты ток сторожил?». Как правило, на этом разговоры о трудностях прекращались. Председатель понимал, что человек задающий вопрос о пропитании, или побоялся украсть с тока зерно, или поленился. Уехать из деревни в город было невозможно, и не только немцам, но и русским – у колхозников не было паспортов. Да и куда могли уехать немцы, когда они жили «под комендатурой». Что это значит? А то, что с начала поселения немцы должны были еженедельно отмечаться в комендатуре. Наверное, чтобы никто ни убежал, хотя куда мог убежать человек без документов? По крайней мере, Володя никогда не слышал о таких побегах.
Комендатура находилась в пяти километрах от Покровки, на железнодорожной станции Пикетное. В памяти мальчишки осталось, как мама взяла его с собой в комендатуру отмечаться. Саму комендатуру он не запомнил, но запало в память, как проходя по станции, мимо железнодорожного состава, они увидели железнодорожника, который шёл вдоль состава и стучал молоточком на длинной рукоятке по вагонным колёсам. Когда мама и Володя проходили мимо него, он оторвался от своего занятия, замахнулся на них молотком и зло прошипел – «У-у-у, фашистка! Сейчас я тебе всю голову разобью этим молотком!». Мама ускорила шаг, почти побежала прочь от злого дядьки так быстро, что Вовка едва за ней поспевал. Потом, когда они отошли от обидчика достаточно далеко, Володя заявил своей матери – «Мама, когда я вырасту, то обязательно найду и побью этого дядьку». Мама только всхлипнула в ответ. Хождение матери в комендатуру закончилось только в 1956 году. Когда Володе было уже шесть лет, её отменили. Денег в колхозе платили на трудодни столько, что можно было купить только самое необходимое, а необходимыми были рабочая одежда, керосин для лампы, табак — махорка, соль и изредка сахар, – это и покупали. У местных жителей были свои огороды и хозяйства, они были основной поддержкой людей, но работать на них можно было только после работы в колхозе, то есть ночью. У переселенцев же и огородов не было, они собирали лебеду и крапиву на пустырях, это были их «огород». Весной, после того, как распахивались колхозные картофельные поля, люди собирали мороженую картошку. В общем, перебивались как-то. Чем был в колхозе «трудодень» сейчас уже никто не может вспомнить. Человек работал в колхозе, и ему за каждый день работы начисляли так называемые «трудодни», по специальным расценкам. Какая-то работа стоила 2 трудодня за день, а какие-то работы стоили 5 трудодней, но за эти трудодни денег ежемесячно не давали, а платили только мизерный ежемесячный аванс. В конце года собиралось общее собрание, и колхозники под пристальным вниманием председателя колхоза и районных уполномоченных решали, сколько денег и зерна выдать на один трудодень. Вычитали аванс, который колхозники получали в течение года, а остатки выплачивали. Деньги почти все оказывались выплаченными заранее, упомянутыми авансами. Сколько-то выдавали и зерна, но это уже зависело от народившегося урожая. Полученное зерно потом возили на мельницу и мололи муку – однако слово «возили» подходит только к послевоенным годам, а в войну всю зерновую получку зачастую можно было унести в одном мешке. Государством был разработан ещё один способ отъёма денег у населения, независимо от того, была это деревня или город. В день получки приезжал вооружённый уполномоченный из района. Этот человек (во всём чёрном – так его запомнил Вовка) садился за стол в сторонке от конторской кассы и раскладывал перед собой облигации государственного займа. Кобура, в который у него находился пистолет, висела на ремне и была хорошо видна всем из-под полы его кожаной куртки. Никто из людей, отходящих с получкой от кассы, не мог его миновать. Большая часть получки забиралась этим уполномоченным в обмен на облигации. Народ относился к этим облигациям, как к пустым бумажкам, хотя, нужно сказать честно, много позже, при Брежневе, по ним населению выдали деньги. Разумеется, без всяких процентов и без учёта инфляции. Но выплат денег по облигациям мало кто дождался – эти ценные бумаги у большинства людей просто не сохранились.
Уже став взрослым и вспоминая деревенских людей, Володя задумывался – почему, несмотря на бедность, все деревенские люди были приветливыми и дружными, а самым распространённым кодексом деревенской жизни было – «Что люди скажут?». У всех были совесть и стыд перед односельчанами. Володина семья терпела страшную нужду, все ходили в заплатках, но одежда должна была быть чистой – «что люди скажут». Мама работала с утра до ночи, тем не менее, каким-то образом успевала обстирывать и пришивать заплатки на свою и детскую одежду. В магазине ее не продавали, да и купить было не на что, мать сама кроила и шила вручную рубашки и штаны своим детям. Однажды мама достала где-то кусок коричневой ткани, Володя был торжественно призван для снятия мерки к выкройке штанов. А что вы хотите, по семейным понятиям, это было важное событие. Мама долго прикидывала и так, и сяк, наконец штанишки были раскроены и вручную сшиты. Вовка примерил обнову и чуть не разревелся от обиды – это были не штаны в его понимании, а трусы на одной лямке. То, что эти шорты были на одной лямке, его возмущало особенно сильно. Мама вначале успокаивала малыша, а потом прикрикнула на него и сказала, что ткани на вторую лямку не хватило. Вовке пришлось смириться.
Многое мальчик знал из рассказов взрослых, но он и сам ещё захватил тяжёлое времечко, знал вкус жмыха. Вовка был ещё малышом, но его старшие братья, как могли, старались помогать матери, и можно сказать, ценой отчаянных усилий, семья выжила, никто не помер с голоду. За все тяжёлые годы, Володя от своей мамы слышал всего одну шутливую, жалобу – «Я бы, вас всех четверых променяла на одну девочку».
Честно — всех вожжей!
В 1953 году Сталин умер, но его портреты, наряду с портретами Ленина, ещё несколько лет украшали кабинеты руководителей и стены всевозможных присутственных учреждений. Начальная школа, в которой учился Вовка, тоже не была исключением. Портреты вождей висели не только в коридоре школы, но также были обязательными атрибутами классных комнат. Когда Вовка смотрел на эти портреты, они неизменно вызывали у него внутреннюю усмешку, потому что он вспоминал себя таким маленьким, когда и в школу-то ещё не ходил. В компании мальчишек-дошколят, с которыми дружил Володя Глюк до школы, было принято произносить друг перед другом клятвы в честности. В ходу у малышни были слова, типа «честно, пречестно», «честное слово» и тому подобное. Это было подобием игры. Несмотря на заверения в честности, все дети были врунишками. Только одну клятву в честности нельзя было нарушить: если говоривший мальчик произносил – «Честно всех вожжей». Вовка думал про себя: «Что это за вожжи такие, и почему ради них нужно быть честным, может быть, не честного побьют вожжами?». Когда Володя стал учиться в школе, он понял, что нужно говорить «вождей», а никаких не «вожжей».
Взрослые тоже смотрели на портреты вождей, но село имела слабое представление о том, кто был руководителем государства в повседневной действительности. Газет деревня получала мало, да и то, они выписывались в основном для хозяйственных нужд – на создание самокруток и в качестве туалетной бумаги. Редкие читатели газет снова и снова встречали в них статьи на тему «сталинизм – ленинизм». Первое радио появилось в Покровке в 1955 году, его купил деревенский тракторист, который не плохо, по тем временам, зарабатывал. В деревне не было электричества, радио работало на сухих батареях, а над домом, в котором жил тракторист, возвышались две длинных жердины, между которыми была натянута проволочная антенна. Для деревни это была диковинка, и многие люди специально приходили к трактористу послушать «радиво», как этот прибор называли сельчане. Вещание по радио тоже сводилось к прославлению «ленинизма-сталинизма». Несмотря на деревенскую безграмотность – большинство жителей имело только 3-4 класса образования, все знали, что в московском мавзолее лежат два Бога – первым был Ленин, творец Великой революции, а вторым был Сталин, он считался творцом Великой победы. В районном центре, куда Вовку однажды свозила мама, он увидел великолепную штуку – большой нарядный стенд, на котором в самом центре красовался Сталин со звездой героя на груди, а его словно венком окружали 12 маршалов. Все нарисованные военачальники были в парадной форме с множеством орденов и медалей, стенд назывался – «ТВОРЦЫ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ». Выглядело это творение очень внушительно. Каково же было удивление Володи, когда через некоторое время, он увидел точно такой же стенд у колхозной конторы. Только вместо Сталина в окружении маршалов, был нарисован председатель колхоза, окруженный 12 передовиками производства. Через неделю после того, как был выставлен стенд, в колхоз приехала чёрная легковая машина, из неё вышли два человека в полувоенной форме и прямиком направились в контору. Назад они вышли уже втроём, сопровождая председателя колхоза, дядю Колю, под ручки. Все трое сели в машину и куда-то укатили, оставляя за собой мягкий шлейф деревенской пыли и запах бензина. Председатель отсутствовал ровно месяц. Он вернулся в деревню ночью и пешком, а потом никогда не рассказывал, где отсутствовал всё это время, только долго ходил понурый. Люди говорили по поводу этого случая – «Хорошо, что Сталин уже умер, а то могли бы и расстрелять нашего председателя за такие художества». Деревенский народ сочувствовал ему, но за спиной нередко хихикали и называли председателя не иначе, как – «Передовик», это стало его прозвищем до конца жизни.
Спустя некоторое время после смерти Сталина, по деревне прошёл слабый слух про нового главу государства – Никиту Сергеевича Хрущёва. Изначально, о нём ничего не знали, он долго оставаться в тени двух идолов из мавзолея. Наверное, его такой порядок вещей не мог устраивать. В пятьдесят седьмом году в Покровку провели электричество и, параллельно, в каждый дом было проведено радио. Газет тоже начали получать больше, людей просто-напросто стали заставлять их выписывать. Не прошло и года, как газеты и радио стали заполняться речами Хрущёва, он полностью занял собой всё газетное пространство, не оставляя места для Ленина и Сталина. По радио почти ежедневно, по нескольку раз транслировали его многочасовые речи, газетные полосы тоже были заполнены его докладами и портретами. Народ узнавал своего героя. Одна только проведённая Хрущёвым денежная реформа 1961 года чего стоила. Он выступил с докладом по этому поводу, в котором заявил: «Сейчас копейка ничего не стоит, её никто не поднимет с пола, а мы сделаем так, что советский рубль будет стоить дороже американского доллара». И в самом деле, коробок спичек стоил 4 копейки, но после хрущевской реформы стал стоить 1 копейку. Так ведь и рубль стал стоить в 10 раз дороже своего дореформенного собрата, и доллар стал стоить что-то около 75 копеек, но долларов в деревне никто никогда не видел, впрочем и в городе его не видели. Вовке вспоминался один случай. Покровка была очень законопослушной деревней; но, как говорится, «в семье не без урода», в деревне тоже был такой человек, его звали Васька Ловкач. Сложно говорить, было это «Ловкач», его прозвищем или фамилией, только известно, что он время от времени сидел в тюрьме. Это обстоятельство очень стесняло всех его родственников, но только не его самого. Васька был весёлым балагуром и вёл жизнь беззаботную, пребывая на старенькой материнской шее между тюремными отсидками. Однажды он в пьяном виде подрался со своим соседом Толей Петровым, да так ударил его лопатой по голове, что сосед целый месяц лежал в больнице. Ловкача забрали в районную каталажку, началось следствие. Когда у него стали выяснять причину драки, Ловкач, не моргнув глазом, заявил:
– «Я слушал по радио доклад Никиты Сергеевича Хрущёва, а этот Толька подошёл и выключил радио. Я опять включил его и сказал ему, чтобы он не мешал мне слушать доклад. Он не послушался и опять выключил радио – тогда я ему и врезал, чтобы он знал, как мешать мне слушать доклад Никиты Сергеевича!».
Через пару дней Василия выпустили на свободу, а следствие замяли и спустили на тормозах.
Всё же, мы выжили!
Дни шли своим чередом. По сравнению с первыми послевоенными годами, люди в деревне стали жить лучше, но не за счёт работы в колхозе, а благодаря своему личному хозяйству и приусадебным участкам. Семейство Володи состояла из пяти человек: он сам, его мама Полина Алексеевна и три Володиных брата: старший, Шура, был намного старше Володи – ему было уже семнадцать лет, второй брат Лёня был на два года младше Шуры, ему шёл пятнадцатый год. Третьему брату Ёсе было двенадцать лет. Несмотря на семнадцатилетний возраст, Шура в семье был непререкаемым авторитетом, конечно, после мамы. Такое положение никаких благ старшему брату не давало, скорее, наоборот, ему приходилось отвечать за всё то, за что обычно отвечают в семье взрослые мужики. Он с братьями ездил в лес за дровами, заготавливал сено, ремонтировал дома всё, что ломалось. В колхозе он уже работал трактористом.
После основной работы в колхозе, народ спешил на свои огороды. Колхозники приспособились торговать на городском и районном базаре продукцией своего производства – картошкой, мясом, яйцами и сметаной. У Вовкиной семьи тоже наступила сытая жизнь, его старшие братья подросли и пошли работать, теперь в колхозе работала не одна мать, а целая бригада из четырёх человек. В колхозе платили очень мало, но общий заработок семьи был приличным. Немецкие семьи начали строить настоящие дома, переезжая в них из своих сырых землянок. Мать присмотрела дом, который продавало семейство пенсионеров, переезжающее на жительство в районный центр, и этот дом был куплен. Дом был старенький, но крепкий, а самое главное, к дому прилегал большой огород и имелся сарай. Радости и ликования по поводу переезда в дом из землянки не было предела. Вскоре сарай, рядом с домом, наполнился живностью, по утрам там мычала корова, кудахтали куры, и визжал поросёнок, а на лужайке возле дома гоготали гуси. Жизнь налаживалась, Вовкина семья наконец-то стала наедаться досыта. Володина мама, из грустной и вечно спешащей женщины, превратилась в красавицу и ходила с высоко поднятой головой, а её умению вести домашнее хозяйство некоторые стали откровенно завидовать. Переезд из землянки в дом Володя запомнил хорошо, хотя в это время ему шёл всего пятый год. Его старшим братьям не терпелось переехать из землянки в купленный дом, и однажды Вовка проснулся в землянке, и обнаружил, что она пуста. Дома не было ни братьев, ни матери. Малыш загрустил, не то, чтобы ему было страшно одному, нет, он не плакал, – ему стало по-настоящему одиноко. Володя стал одеваться, но из одежды нашёл только валенки и рубашку. Видимо, братья в спешке уже перенесли и его одежду на новое место. Вовка надел валенки, затем рубашку и залез на подоконник. Двумя ударами валенка он разбил оконное стекло и вылез наружу. На улице было начало зимы, снег уже лежал, но было не холодно. Малыш знал, где находится их новое жильё; дом был в пределах прямой видимости, и он к нему побежал. Когда Володя пробегал мимо соседнего дома Беляевых, из этого дома выскочил закадычный Ёськин друг, Мишка. Он подхватил Вовку на руки, завернул в фуфайку, прихваченную с собой, и Вовка оказался за столом у семейства соседей. Застолье у Беляевых запомнилось ему огромными пирогами с картошкой, которыми его угощали.
Нарисованный рубль
Вовка подрастал, и у него образовались свои интересы. В пятидесятых годах прошлого столетия доллар стоил, примерно 9 рублей. Естественно, для большинства советских людей о долларах и речи быть не могло. За найденный доллар посадили бы любого на 10 лет, а то и больше. Это сравнение доллара и рубля написано здесь только для того, что бы современный читатель получил сравнение о цене денег до денежной реформы 1961 года. Бутылка самой дешёвой, а потому популярной в народе водки стоила двадцать один рубль и двадцать копеек. Триста рублей, полученных всей семьёй за один месяц работы в колхозе, считались очень хорошими деньгами. Отношение властей к долларам прекрасно иллюстрирует случай с Файбышенко – при Хрущёве этот парень занимался валютными спекуляциями, его разоблачили и приговорили к высшей мере, то есть, расстреляли.
Сложно говорить, когда, но в какой-то момент своей дошкольной жизни Владимир понял, что такое деньги. Ему иногда попадали в руки деньги от взрослых, то пятьдесят копеек на кино, а то и целый рубль на конфеты. Деньги Вовке нравились, он относился к ним однозначно, с большим интересом. Как-то услышав выражение «деньги не пахнут», он про себя возмутился, как это не пахнут?! Деньги пахли, да ещё как вкусно! Выпросив в получку у матери рубль, мальчишка приходил в магазин и долго разглядывал полки со всевозможными товарами. Некоторые вещи были замечательными, а взамен этих товаров нужно было только отдать радужную денежку, это было настоящим чудом. Заканчивались Володины походы всегда одинаково, Вовка тратил свой рубль на кулёк пряников или конфет-подушечек и с сожалением покидал магазин.
Мальчик хорошо рисовал, и однажды его осенило – денежные знаки можно тоже нарисовать! Дождавшись, когда мать будет в хорошем расположении духа, Володя выпросил у неё рубль, но не побежал в магазин со своим сокровищем, а взялся за работу. У него был набор цветных карандашей и альбом для рисования, один альбомный лист был пущен в дело. Через два часа кропотливой работы у Владимира на руках был свой самодельный рубль, более того, его рубль был намного ярче и радужнее, чем настоящий блёкло-бежевый оригинал! Не теряя времени, ребёнок побежал в магазин, там, глядя ясными голубыми глазами в лицо продавщицы тёти Ани, он протянул ей свой доморощенный рубль. Ребёнок не стремился подделать деньги, он просто хотел для себя выяснить возможность их изготовления своими руками, поэтому спросил:
– Тётя Аня, а такие деньги вы принимаете? Продавщица грустно усмехнулась и произнесла:
– Нет, миленький, такие картинки в магазине не берут, иначе я бы сама была художником, а не продавцом.
Вовка был глубоко разочарован тем, что его творчество оказалось невостребованным и не дало ему возможности разбогатеть. Фиаско с рублём не отбило у мальчишки вкуса к деньгам, он продолжал строить всевозможные планы своего обогащения, хотя вряд ли сам осознавал, для чего ему это было нужно. Вовке нравился сам процесс – дал бумажку или монету, а взамен получай всевозможные вкусности или игрушки, вещи, без сомнения, прекрасные. Случай с нарисованным рублём имел продолжение. Не найдя сбыта в магазине, Вовка начал испытывать на прочность своих старших братьев. С каждым из них по отдельности он пытался провести операцию обмена бумажного рубля на мелочь, это он делал уже осознанно, понимая, что его разноцветная денежка – пустая фикция. Авантюра объегоривания всех трёх старших братьев по очереди не имела успеха, а несколько дней спустя Вовка пошёл на день рождения к своему другу и сбыл-таки злосчастный рубль в качестве подарка, честно предупредив товарища, что это только портрет рубля.
Нужно сказать, что затея мальчишки с рисованным рублём была не единственная его проба разбогатеть. Время от времени в Вовкины руки попадала всевозможная денежная мелочь. Главным его заработком была сдача бутылок, которые имели чёткий номинал. Полулитровая водочная бутылка стоила 1 руб. 20 коп, винная ещё дороже. А после реформы 1961 года, водочная бутылка стала стоить 12 копеек. Выпивающие мужики в деревне не были богатыми, но сдачу бутылок после выпивки считали ниже своего достоинства, более того, выпитая бутылка пренебрежительно, с особым шиком отбрасывалась в сторону. Деревня была большая, но Вовка знал все укромные уголки, где мужики могли выпивать, и постоянно навещал их. Иногда у мальчика просыпалась любовь к накопительству, но он не просто копил свои копейки, он копил, мечтая. Накопив несколько рублей, Володя начинал в мечтах подсчитывать – сколько копеек нужно откладывать ежедневно, чтобы накопить сто рублей, а потом и тысячу – получалось, что копить нужно очень долго, поэтому он со спокойной совестью тратил свои накопленные несколько рублей. Больше пяти ему почему-то накопить не удавалось.
При очередном походе в магазин со своими накопленными пятью рублями мелочью, Володя долго разглядывал витрины с выставленным товаром. Большинство вещей, лежащих на магазинных полках, были взрослого предназначения, для него совершенно бесполезные. В это своё посещения сельмага Вовка увидел нечто совершенно новое, чего раньше никогда не видел. Это была красивая, разноцветная коробка, в которой находилась игра для четырёх человек. Суть игры заключалась в том, что нужно было бросать кубик, и по количеству выпавших очков передвигать фишки по картонной карте, игрок, первым закончивший путешествие по нарисованному маршруту, становился победителем. Первым порывом у мальчишки было потратить свои накопленные капиталы на игру, но продавец его пыл охладила. Игра стоила семь рублей двадцать копеек, а у Вовки было ровно пять рублей, к этой сумме нужно было ещё дополнительно накопить два рубля двадцать копеек.
Мальчик разочарованно вышел из магазина, но красивая коробка с игрой так и стояла перед его глазами. Он начал соображать, кого из друзей он позвал бы играть в эту новую игру, и вдруг резко остановился от новой мысли. Получалось, что играть будут четверо, а деньги за игру заплатит он один! Да… это было несправедливо. После томительных размышлений Володя нашёл решение вопроса – нужно искать компанию. С этим намерением он пошёл по домам своих друзей, с которыми хотел играть в игру. Через час времени четверо мальчиков стояли у витрины и разглядывали новинку, а Вовка, как инициатор и вдохновитель идеи, шёпотом, для пущей важности и убедительности, расписывал прелести игрушки. Компания решила, что игра очень хорошая, и её нужно обязательно купить, только денег ни у кого не было. Про свои накопленные пять рублей Вовка помалкивал. Потом, несколько подумав, он предложил способ, позволявший им заработать нужные деньги. В этом же деревенском магазине, где продавалась игра, принимали металлолом. Утиль принимали в магазин по три копейки за килограмм. Володя предложил его собирать, а на вырученные деньги купить игрушку. С этой идеей все согласились; и четверо мальчишек, наморщив лбы и сопя, принялись подсчитывать, сколько килограммов железа нужно собрать, чтобы купить вожделенную забаву. Получалось много, но компания, вдохновляемая Вовкой, была полна решимости к действию. Ребятня сообразила взять у одного из своих из дома ручную тележку, и кортеж потянулся по деревенским задворкам в поисках металлолома. Это была нудная работа; металлолом, лежавший на виду, уже давным-давно был сдан в магазин, тем же Вовкой, или такими же оборотистыми мальчишками, как он. После целого дня поисков, когда солнце подходило к закату, а магазин к своему закрытию, мальчишки привезли последнюю, девятую партию железа. Они были измученными, волосы на голове лоснились от пота, щёки и руки были покрыты ржавчиной, а в ушах стоял скрип тележных колёс и бряцание металлических тазов, но игрушка была куплена. После короткого совещания компаньоны решили, что их общая собственность будет храниться у Вовки, и это было справедливо. Вероятно, это было самое первое кооперативное предприятие, которое организовал будущий делец и предприниматель, Владимир Иванович Глюк.
