1925 год, апрель. Томаковка. Котлеты.
Петя сидел на полу за важным занятием: изучал возможности своей новой игрушки. Старые, треснувшие в двух местах, счёты, к тому же лишённые четырёх спиц, вчера ему подарил отец. Мальчик плавными движениями своих маленьких пальчиков перекладывал костяшки с одной стороны на другую:
– Один, два, три, четыре, – отсчитал он первое число и задумался.
«Как же это вчера показывал папа?» – взялся припоминать юный математик.
– Ага! – радостно выкрикнул он и уже увереннее и быстрее передвинул на ту же сторону ещё три костяшки: – Один, два, три.
«Теперь нужно посчитать, сколько будет вместе», – заключил парнишка.
– Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, – продекламировал он, а затем, подводя итог, во всю глотку заорал: – Семь! Четыре и три – семь!
Несмотря на свой пятилетний возраст, Петя уже умел считать до тридцати: этому его научил отец. Но вот выполнение арифметических действий было для него в новинку. А потому он с интересом изучал эту новую грань жизненной премудрости.
Правда, слишком долго заниматься одним и тем же было скучно. Решительным движением, подсмотренным у папы, мальчишка приподнял одну сторону счётов – и костяшки с характерным стуком отъехали на исходную позицию. Потом он взялся беспорядочно толкать деревяшки для счёта взад-вперёд по прутам, лопоча какие-то обрывки слогов, после чего стал обеими руками раскручивать их, от чего костяшки стали вертеться на спицах подобно десяткам маленьких юрких юл. В завершение счёты были перевёрнуты вверх ногами и использованы в качестве транспортного средства.
– Но-о, но-о, лошадка! – прикрикивал мнимый извозчик, наваливаясь на деревянную раму счётов, издававших в ответ жалобные скрипящие звуки.
Многострадальное устройство для проделывания арифметических операций всячески сопротивлялось, но было вынуждено подчиниться силе. Выполняя чуждую ему функцию, оно перекатывалось вперёд натужными рывками, раз за разом останавливаясь вследствие заклинивания механизма. Зато вездесущий мальчишка умудрялся, параллельно с управлением «двуколкой», ещё и выполнять роль коня, истошно ржущего и брыкающегося, да плюс к тому подхлёстываемого собственноручными шлепками по попке. Раскрасневшийся паренёк как раз громко смеялся от удовольствия, когда услышал бабушкин голос:
– Петюша, иди сюда, будем снимать пробу!
Мальчик остановился и прислушался: с кухни долетало шипение и потрескивание разогретого на сковородке масла. А заполонивший весь дом мясной запах не оставлял места для сомнений: его ждал очередной кулинарный шедевр.
Парнишка не без сожаления оставлял свою игру, но желание насладиться бабушкиной едой всё-таки пересилило. Он зашагал на кухню, всё ещё по инерции хлопая себя по бокам и бормоча что-то себе под нос.
– Я пожарила котлетки, – увидев подходящего к ней внука, сообщила Ирина, – ну-ка попробуй: как тебе на вкус? Только обязательно ешь с хлебом, – улыбаясь, повторила она своё традиционное наставление.
Женщина поставила на стол миску с четырьмя котлетами, предварительно остуженными до комфортной для рта температуры. Тут же подала кусок хлеба.
Взобравшись на своё любимое место-возвышение у стола, Петя приступил к дегустации. Котлеты получились – объеденье! А потому процесс их поглощения шёл бойко. При этом мальчишка не забывал о бабушкином предупреждении, и каждый кусок котлеты прикусывал хлебом. Но не успел он даже оглянуться – как тарелка оказалась пустой.
– Ну что же ты не говоришь, какие получились котлеты, – с притворным огорчением спросила бабушка, – может быть в фарш нужно чего-то добавить?
– Котлеты получились вкусные, – с видом умудрённого опытом эксперта заверил внук, – но фарш надо ещё подсолить.
– Ну, это мы мигом, – сразу же согласилась Ирина. – Спасибо, что подсказал. А то я пробую-пробую и не пойму, чего же не хватает?
Она сунула ложку в банку с солью и сделала вид, будто кладёт её в фарш. Хотя на самом деле ничего не досаливала. Перемешав содержимое, женщина стала укладывать очередную порцию котлет на сковороду, приговаривая:
– Ну вот, теперь котлетки будут вкуснее. Внучек у меня – молодчина! Сходу определяет, как сделать блюдо более аппетитным. Ладно, беги поиграй ещё немного, а когда котлетки по твоему рецепту пожарятся – я тебя опять позову, попробуешь ещё раз.
Петя с новыми силами возвратился к прерванной игре, а Ирина, после того как котлеты достигли идеального состояния, выложила их в Петину миску и слегка подсолила. Она знала, что внучек любит солёное, и старалась всячески угодить малышу.
«Пускай наедается поплотнее, пока есть возможность, – размышляла бабушка, – а то совсем худой стал – кожа да кости».
Нужно признать, что Иринины оценки упитанности внука были далеки от истины. В действительности, благодаря в первую очередь неустанной бабушкиной заботе, Петя был полненьким мальчиком. Но будучи сама женщиной плотного телосложения и имея таких же членов семьи, она считала нормой, особенно для ребёнка, наличие в теле приличного жирового запаса.
– Петрик, беги на кухню: котлеты по твоему рецепту готовы! – позвала Ирина. – Я ведь без тебя не могу определить, чего ещё не хватает. А мне нужно жарить следующую партию.
Мальчонка, не мешкая, отреагировал на бабушкин призыв. И история повторилась. Когда процедура дегустации котлет пошла по четвёртому кругу, в кухню зашла Мария.
– Мама, ты что, решила закормить внука?! – высказала она претензию, показывая на миску с котлетами и снисходительно улыбаясь.
– Да всё нормально; пусть ребёнок кушает, пока ему в удовольствие, – огласила своё убеждение Ирина.
– Нельзя так – ты его балуешь, – возразила Мария. – Он у тебя котлеты лопает даже без хлеба.
– С хлебом! – продолжая жевать, вмешался в перепалку старших Петя.
– А ну-ка покажи! – тут же отреагировала мать, подозревавшая сына в махинациях с потреблением хлеба.
Парнишка открыл рот и показал маме его содержимое. Правда, сделать какие бы то ни было выводы при этом ей было трудно.
– Не видно там никакого хлеба! – смеясь, сказала Мария.
– Как не видно? – удивился мальчик, – посмотри лучше!
Указательным пальцем он оттянул уголок рта, пытаясь облегчить матери поиски хлеба. И та действительно выявила его во рту сына. Однако вместо признания сего факта, интерпретировала увиденное по-своему:
– Ну хитрец! Так ты прячешь хлеб за щекой, чтобы водить нас с бабушкой за нос?! – решила уличить она мальчика. – Нет, с нами такие номера не проходят: мы живо выведем тебя на чистую воду!
Мария всё ещё продолжала лукаво усмехаться; а у Пети в глазах появились слёзы.
– Бабушка мне сказала кушать с хлебом – и я ем с хлебом! – обиженно, чуть не плача, проговорил малыш.
Он желал во что бы то ни стало доказать свою честность; поэтому лихорадочно искал подтверждения своим словам. Спустя пару секунд ему в голову пришла прекрасная мысль:
– Скажи, бабушка, что я не обманываю, – с нажимом произнёс паренёк, – ты же сама давала мне два куска и видела, что я их уже съел! Иначе бы ты не давала третий!
– Как два куска? Ты что, уже ел котлеты? – растерялась Мария, отказываясь верить своим ушам.
– Да!
– И сколько же котлет ты съел? – с опаской спросила мать.
– Четырнадцать котлет и два куска хлеба! Я уже умею считать до тридцати и всё сосчитал!
Мария потеряла дар речи. Она стояла посреди кухни с открытым ртом, да только и могла, что переводить взгляд с матери на сына.
– Мама, да ты что – с ума сошла?! Четырнадцать котлет?! Пятилетнему ребёнку?! Ему же станет плохо! – запричитала Мария, – давай скорей вызовем врача!
– Успокойся, – осадила её Ирина, – ничего с ним не случится: он уже съедал раньше если не четырнадцать котлет, то десяток – точно.
Мария с подозрением посмотрела на мать. Потом подбежала к сыну.
– Петюша, как ты себя чувствуешь? – вкладывая всю свою любовь и заботу, будто бы прося прощение, спросила она.
– Хорошо! – спокойно ответил тот.
Он всё ещё не мог уяснить, в чём причина беспокойства матери, но уже видел, что этот непонятный ему инцидент исчерпан.
– Мамочка, можно я пойду играть в счёты? – попросил разрешения мальчишка.
– Конечно, иди, – ответила Мария.
Ещё некоторое время она периодически с тревогой поглядывала на сына, но вскоре, увидев, что тот шустро играется в комнате, успокоилась и занялась своими делами.
1941 год, сентябрь. Гуляйполе. Весёлый комендант.
Вконец измученные недельным этапом по жаркой безводной степи, изголодавшиеся заключённые наконец приблизились к Гуляйполю, одному из узловых населённых пунктов, намеченных как возможное место получения дальнейших инструкций. Сержант госбезопасности Ароськин, наученный горьким опытом метаний и скитаний в поисках помощи, повёл людей прямо на железнодорожную станцию. Для себя он уяснил, что в критической ситуации, которая всегда складывается в прифронтовой зоне, именно на станциях сосредотачиваются ключевые представители властей, именно здесь принимаются основные решения, могущие существенно повлиять на эффективность выполнения поставленного перед ним задания.
Как оказалось, принятая тактика была верной. Хотя руководители военных, партийных и советских органов в момент прибытия группы не находились на территории станции, но данные ими стратегические указания чётко выполнялись военным комендантом.
Этот постоянно улыбающийся человек среднего роста и средних лет без устали курсировал по станционным объектам, на ходу решая проблемы, организовывая погрузочно-разгрузочные работы, контролируя действия подчинённых. Передвигался он тоже в среднем темпе, но благодаря своей врождённой склонности к рационализму, просчитывал ситуацию на несколько шагов вперёд и постоянно умудрялся оказываться именно в том месте, где был наиболее востребованным.
– Лучше плохо ехать, чем хорошо идти?! – с юморком изрёк комендант в ответ на слёзную просьбу Ароськина хоть как-то посодействовать переброске заключённых в тыл.
Он выдержал паузу, прикидывая в уме варианты, а затем предложил:
– Примерно через час здесь должен быть состав на Харьков. В нём два вагона с зеками. Они переполнены, под завязку – больше 400 человек. Если сумеешь запихнуть туда же ещё и своих – я не буду возражать. Документы оформим быстро. А сопровождающие могут разместиться в вагоне охраны.
Ответственный за движение по станции оценивающе взглянул на сержанта госбезопасности. Ароськин же сначала не поверил своим ушам: так много отказов он выслушал за последнее время. В первые секунды сержант даже впал в какой-то ступор, но затем быстро опомнился и принялся лихорадочно размышлять.
«Неужели повезло?! Только бы не сорвалось!» – молча радовался он, стараясь ни словом, ни жестом не спугнуть так неожиданно свалившуюся на него удачу.
– Какую нашей группе соблюдать процедуру? – осторожно спросил Ароськин и замер в ожидании.
– Залечь в посадке у левой оконечности станции, – серьёзно отчеканил военный комендант, – замаскироваться, чтоб глаза мои вас не видели на платформах.
Он не смог удержаться от лёгкого розыгрыша, затем не выдержал и прыснул со смеху, подмигнул опешившему сержанту госбезопасности и расхохотался. Растерянный Ароськин только интенсивно мигал, не в силах промолвить ни слова.
– Когда будет подъезжать ваш поезд, я дам знать, – успокоившись, уже серьёзно и деловито пояснил комендант. – Тогда постройтесь на перроне компактной колонной, не длиннее 50 метров и ждите моей команды. Ваша задача – силами своей охраны обеспечить погрузку заключённых в вагоны. А пока – давайте документы: мои люди возьмут на себя бумажные формальности.
Он принял от сержанта папку и снова улыбнулся в предвкушении процедуры погрузки этой группы.
– В тесноте – да не в обиде! – в том же своём игривом стиле, ещё раз подмигнув, подытожил комендант, пожал руку Ароськину и продолжил наматывать круги по территории.
1925 год, октябрь. Томаковка. Стих.
Так сложилось, что Данил Шабля с семьёй в 1925 году жили сравнительно сносно. Данил устроился на государственную службу, регулярно получая заработную плату и продовольственные пайки. Тёща продолжала работать поваром в больничной столовой. А жена Мария вела домашнее хозяйство и подрабатывала шитьём.
Единственный сын Петя, которому исполнилось пять лет, рос крепким здоровым мальчиком. Предоставленный самому себе, он целыми днями находился на улице, играя в компании таких же, как он, сорвиголов.
А вот младшему брату Данила повезло меньше: в его семье было трое детей, но никто из взрослых не имел постоянной работы, а потому семья жила впроголодь; к тому же старший 8-лётний сын Коля постоянно болел. Желая хоть как-то помочь брату, Данил взял Колю к себе. Петя с Колей как-то сразу сошлись характерами и души друг в друге не чаяли. Несмотря на приличную разницу в возрасте, они были на равных, поскольку Петя компенсировал недостаток опыта активной жизненной позицией, неугомонным темпераментом и острым умом.
Этой осенью Коля пошёл учиться в школу, а потому вечера напролёт просиживал за букварём и арифметикой, что страшно не нравилось неуёмному Пете, привыкшему проводить вечернее время в играх с двоюродным братом.
– Коленька, что сегодня задали читать? – ласково, но настойчиво спросила Мария, легонько трепля парнишку за пышную шевелюру.
Сама неграмотная, но по-крестьянски сообразительная, женщина понимала, что болезненному Коле просто необходимо освоить науки из чисто меркантильных соображений: так ему можно будет в дальнейшем хоть как-то заработать на жизнь. Вон ведь хотя бы и Данил: здоровьем и силой не блещет, но освоил бухгалтерское дело и имеет на хлеб и молоко; в тепле, в добре, молотом не машет, а семью содержит. Так бы и Коле, но его приходится постоянно подталкивать к учению.
– Та казали вірша вивчити, – в ответ на настойчивый вопрос Марии жалобно заныл школьник, доставая из заплечного мешка букварь, – ось: «Реве та стогне Дніпр широкий».
Он не любил учёбы, но знал, что тётя не отстанет, а значит, придётся целый вечер зубрить. Мальчик взял книгу и поплёлся к кухонному столу, где обычно делал домашние задания.
Раздосадованный занятостью брата, Петя, однако, горевал недолго. Пользуясь тем, что внимание матери сосредоточено не на нём, пацан стащил стоящий возле печки старый истёртый веник, сунул его между ног и начал, размахивая свободной рукой, неистово носиться в таком виде по соседней комнате и кухне, изображая всадника на коне.
– Даня, помоги нам выучить стишок, – обратилась Мария к мужу. Она до поры до времени скрывала от детей свою неграмотность, втайне надеясь вместе с ними освоить хотя бы азы. К учению женщина относилась ответственно, даже благоговейно, а потому, заметив выходку сына, даже обрадовалась: пусть бегает, лишь бы не мешал.
Данил считал поведение жены правильным и потому, хотя и без особого энтузиазма, но зашёл на кухню, сел вместе с «учениками» – Колей и Марией – за стол, и начал с выражением раз за разом читать и перечитывать стих Тараса Шевченко, состоящий из трёх куплетов. После пятого прочтения Мария предложила устроить соревнование:
– Коля! А давай, кто первый запомнит стих и расскажет без ошибок?! Победивший получит два куска пирога, который испекла бабушка!
– Давай, – откликнулся ученик и все с удвоенным усердием продолжили зубрёжку.
– Реве та стогне Дніпр широкий… – Данил пошёл по шестому кругу. Декламирование ему порядком надоело, но он стоически подыгрывал жене, в который раз проявлявшей невесть откуда взявшиеся педагогические таланты.
– А ну, Колю, попробуй розказати вірша! – предложил Данил племяннику. В его сердце теплилась надежда на скорейшее окончание «урока» и заслуженный отдых. Но Коля быстро развеял её, застряв на второй строке стиха.
Делать нечего – пришлось продолжать обучение. Седьмая попытка вдолбить в голову горе-ученика классику украинской поэзии не обещала быть последней… Но только лишь Данил дочитал до конца, как Петя подбежал к столу и решительно заявил свои претензии на бабушкин пирог:
– Мамо, мамо! Давай мені пирога! – закричал он, дёргая мать за полы халата.
– Да отстань ты, иди играйся! Не видишь, мы с Колей учим стих! – шикнула Мария на сына. Но тот не отставал:
– Я знаю віршик. Два шматки пирога – мої! Ти сама казала: хто перший вивчить вірш, тому – два шматки бабусиного пирога.
Мария удивлённо и с подозрением взглянула на малыша. Она всё время сама пыталась запомнить стих, но была ещё очень далека от этого. Даже первый куплет знала не твёрдо, не говоря уже об остальных.
Первым от шока оправился отец семейства, поскольку внезапные слова сына полностью совпадали с его желанием поскорее лечь на кровать. В то же время недоумение и подозрение одолевали и его: ведь сын был занят своими шалостями и, казалось, совсем не обращал внимания на происходящее за столом.
– Так ти що, знаєш увесь вірш? – осторожно спросил Данил сына.
– Знаю! А хіба ти ще не запам’ятав? – выпалил мальчуган.
Данил открыл было рот, чтобы ответить, но не успел сказать ни слова.
– А я знаю! Ага! Слухайте! – и Петя с вызовом рассказал стихотворение без единой запинки.
Родители были поражены. Данил считал себя довольно грамотным человеком. В своё время он закончил церковно-приходскую школу, а позже успешно занимался самообразованием и, благодаря природной смекалке и упорству, дорос до умелого бухгалтера. Но запомнить такой стих мимоходом, играючись, слыша лишь обрывки фраз?.. Нет, такие вершины были для него недостижимыми. Отец со смешанным чувством радости, гордости и удивления пристально посмотрел на сына. Он впервые увидел в этом шалопае наследника, перенявшего лучшие черты от предков, и потенциально способного превзойти самые смелые его ожидания.
– Маруся, а давай отдадим Петю в школу: пусть ходит вместе с Колей, – решение пришло к Данилу сразу. – Он молодец, умничка, справится. А позже мало ли что случится – всякое бывает.
Марии жалко было отпускать малыша от себя, но она, как и муж, была обескуражена открывшимися в сыне способностями. Женским чутьём мать понимала, что их нужно использовать и развивать. Кроме того, не имея в детстве возможности получить образование, она мечтала о лучшей доле для своих детей. И в этом свете предложение Данила выглядело логичным и правильным. Женщина немного помолчала, тяжело вздохнула.
– Петя, хочешь пойти завтра в школу вместе с Колей? – спросила Мария сына, заранее зная ответ.
– Хочу, хочу! – мальчишка прыгал от восторга.
– Только в школе на уроках так прыгать нельзя. Нужно тихо сидеть и слушать учителя. А он будет рассказывать много интересных стихов, сказок, историй, будет учить тебя читать, писать и считать. А ты его должен слушаться. Хорошо?
– Хорошо, хорошо!
– Ну и ладно, ну и молодец! Бери свой заслуженный пирог, да не забудь угостить Колю, – улыбаясь, приговаривала мать.
Но в её глазах стояли слёзы…
Продолжение следует…
