Вадичка или девичьи химеры

Девяностые годы прошлого века. Офис когда-то престижной государственной компании, стремительно превращающейся в акционерное общество.

Вадик был хорош всем: возрастом, семейным положением, румяным лицом и родителями, один из которых давно почил и не представлял никакой опасности для претенденток на место возле сына, а второй – занимал хорошую должность в кругах, имеющих служебную дачу на вожделенной Рублёвке и живущих с приставкой «спец-»: спецпропуск, спецобслуживание.

С его появлением в прошлом дружный девичий коллектив как-то сразу перестал быть дружным, и вокруг Вадика в самом начале разгорелись нешуточные страсти. Сами посудите, ко всем перечисленным достоинствам Вадика, которых с лихвой хватило бы на целую дюжину кавалеров, добавилась и хорошая должность: Вадика назначили начальником того самого женского коллектива.

А коллектив ему попался хоть и дамский, однородный, но на персонажи примечательный.

Танечка – девушка уже не очень свежих достоинств, зато сумевшая эти достоинства хорошо сохранить, почти не испортив временем и аппетитом, с крупными выразительными глазами, смотрящими то с оценивающим прищуром, а то вдруг теплеющие и зовущие к себе влажной поволокой, миниатюрная, с ежедневной тщательно уложенной причёской, под которой скрывался хваткий, почти мужской, ум. Весь этот змеино-мудрый фенотип давал ей ряд несомненных преимущества перед остальными претендентками на внимание Вадика. Правда, было одно обстоятельство, сводящее все эти преимущества практически на нет – муж Танечки, который, в отличие от малогабаритной супруги, имел крупные размеры и стоял у руля сурового транспортного средства – джипа «Нива»

Внедриться в чужое семейное счастье, тем самым разбив святые узы Гименея, не входило в планы осторожного и, в общем, очень разборчивого Вадика. А вот что думала по поводу святости и нерушимости этих уз сама Танечка, узнаем позднее.

Помимо Танечки в отделе работала крупноглазая говорливая Катенька, которая тоже была немного отягощена возрастом и семейным положением – мужем военным с вытекающими из рода его занятий перманентными строевыми перспективами.

Были и барышни на выданье. Немного перезревшая Оленька, спрятавшаяся за оправу массивных очков и ждущая своего принца на белом коне, часто краснеющая и теряющая дар речи в присутствии Вадика, по всей видимости, решившая, что он и есть тот самый принц.

Такая же, но сильно перезревшая и уже ненадеющаяся на появление героя своего романа Любочка. Несбывшиеся мечты давно перевели унылую деву из стадии «ожидания чуда» в стадию «всё сама». И независимый карьерный рост Любочка начала считать делом всей своей жизни. Каждый день, просыпаясь с первыми петухами в далеком от Москвы пригородном поселке, она садилась на электричку и пару часов ехала на ней до престижной работы. Но на алтарь карьерных амбиций она с готовностью бросила невыспанные ночи и бесполезные выходные, которые зачастую проводила на работе.

И заключительный персонаж – молодая девица Сонечка, в ореоле светлой юности, с мелкими кукольными чертами лица в обрамлении льняных волос, которых не коснулся химический краситель – натуральная блондинка, что само по себе редкость в любые времена.

Учитывая специфику попавшего в руки неженатого Вадика коллектива, ему было бы логичнее сконцентрировать своё внимание на Сонечке, но женский коллектив тем и хорош, что опасен в своём непредсказуемом стремлении к лучшей участи. На этот раз лучшая участь оказалась прямо у них перед носом – в лице Вадика, с его зрелым тридцатилетием, приправленным дорогим и модным парфюмом, румяными щеками и спец- и служ- приставками и другими, вытекающими из списка достоинств, возможностями. И чтобы смело шагнуть в это светлое будущее, оставалась самая малость: надо было этого Вадика как-то собой заинтересовать!

Танечка, практично взвесив все свои преимущества на фоне возможной конкуренции, решила взять под крыло молодого и ещё не вполне опытного в делах отдела Вадика, выступив в роли матери-благодетельницы, что однако, не помешало ей на одной из вечеринок по случаю женского праздника, затеянного девушками, крепко прижаться скромной грудью к изрядно выпившему Вадику. Вадик поступил как джентльмен: сделав нетвёрдый шаг в сторону праздничного стола, он благоразумно уронил своё вспыхнувшее от горячих чувств лицо в салат оливье, приправленный прохладным майонезом, который тут же охладил внезапно возникший жар. Уютно устроившись лицом в салате, Вадик сделал вид, что задремал и оставшееся до окончания мероприятия время провел в миске с салатом. Не самое удобное место и положение, конечно, но вполне безопасное и исключающее любые домогательства с неминуемыми последствиями в виде крупнофактурного водителя сурового транспортного средства.

Катеньке в деле завоевания Вадика повезло несколько больше: помимо выдающихся, но несколько беспокойных глаз, она обладала редким умением в любой ситуации казаться беспомощной. И тот, кто оказывался рядом с ней, как минимум, тут же стремился оказать содействие слабой девушке, а как максимум, в далёкой перспективе, намеревался устранить все возможные опасности, вызывающие тревожное волнение в её бездонных глазах. Справедливости ради надо заметить, что у Катеньки поводы для беспокойства никогда не переводились, и это все же иногда смущало давно знакомых с Катей людей.

Вадик не мог устоять перед магнетизмом женской беспомощности и под вполне благовидным предлогом – у Катеньки наблюдались зачатки знаний одного из иностранных языков – уединился с ней в дальней командировке. Отправились они не в Урюпинск, а как давно мечталось Катеньке, в город Париж. От Урюпинска и подобных ему городов у неё случался приступ удушья, и, родившись в одном из уездных городков, она, достигнув половозрелости, сбежала оттуда по причине сильной аллергической реакции на условия тамошней жизни. И когда Вадик по служебным делам собрался в город Катиной мечты, у неё в глазах назрела такая драма, проигнорировать которую настоящему джентельмену было весьма непросто. К тому же только рядом с Катей любой человек, не обязательно мужского пола, чувствовал себя невероятно умным, а Вадик был далеко не дурак.

Брак Катеньки после возвращения из Парижа дал едва заметную трещину – она вдруг поняла, что с Вадиком ей гораздо лучше, чем с мужем. И вообще, Вадик – настоящий волшебник!

Что думал Вадик о возможных последствиях совместной поездки с коллегой, остаётся только догадываться, поскольку супруг Катеньки неожиданно для нее самой проявил недюжинное упрямство и самоустраниться не захотел. И, в срочном порядке поменяв работу, начал зарабатывать так много, что у Кати не осталось ни поводов, ни времени смотреть по сторонам. И кстати, зачем теперь ходить на работу, когда вокруг так много интересного! И Катенька уволилась. А чтобы не пропустить ничего интересного вокруг, стала много путешествовать: если и смотреть по сторонам то только на постоянно меняющиеся пейзажи за окном фешенебельного отеля.

Оленька тайно страдала, застенчиво поглядывала на Вадика ярко подведёнными глазами, спрятанными за бифокальными линзами, и потому всё равно мало выразительными. Последнее обстоятельство – собственной невыразительности – её постоянно беспокоило, и она часто стремительно исчезала в туалете. Там, уединившись в кабинке, в одной руке зажимала косметическое зеркальце, а другой – наносила очередной слой французской туши, напрасно обещающей дополнительный объём редким ресницам. И снова была недовольна результатом, и поэтому, возвращаясь на рабочее место, опять краснела волнами, отвечая невпопад, если Вадик вдруг удостаивал её рабочим вниманием.

«Мила, конечно, но ведь ничем не примечательна, если только пятнами», — думал о ней Вадик.

Ещё одну незамужнюю претендентку, Любочку, Вадик нешуточно раздражал: во-первых, только появился в отделе, а уже в начальниках ходит, во-вторых, вся эта женская возня вокруг «прынца» неизвестных кровей сама по себе унизительна: чтобы увлечь Любоньку нужен по крайней мере орёл! А орлу самому положено на принцесс охотиться! А этот Вадик особых знаков внимания никому не оказывает, никого не домогается и даже не ухаживает, что особенно возмутительно! Если б домогался кого-нибудь или вдруг ухаживать за кем-то начал, это обязательно заметили бы – на то он и женский коллектив, чтобы эдакое сразу заметить и обсудить с непричастными соратницами!

При появлении Вадика она возмущённо фыркала, презрительно подёргивала крепкими плечами и каждый раз пыталась доказать превосходство своего ума, неоценненого по достоинству высшим руководством, перед очевидной, по её мнению, некомпетентностью нового руководителя.

Вадик, со своей стороны, Любу немного побаивался – это не женщина вовсе, а сплошное недовольство сложившимися обстоятельствами!

Юная Сонечка при ближайшем рассмотрении оказалась слишком фривольным созданием и на тактичные и практически незаметные постороннему глазу робкие попытки Вадика пофлиртовать с ней, отвечала откровенно грубыми манерами: прилюдно хватала его за нос, отчего обычно розовые щёчки Вадика становились вишнёвыми. Или вдруг начинала громко смеяться невпопад, когда он, как и полагается руководителю, пытался вовлечь её в трудовую деятельность вверенного ему отдела. «Молодые девушки игривы, конечно, есть в них неуловимая прелесть юности, но уж слишком много энергии, иногда совсем неуместной!» — думал Вадик, дотрагиваясь до вероломно схваченного девицей носа.

Глубоко вздохнув, и продолжая поглаживать публично оскорблённый нос, Вадик размышлял:

— А собственно говоря, стоит ли надеяться встретить ту единственную, когда всё хорошее уже давно разобрали? Стоит ли отвлекаться на то, что осталось или заглядываться на то, что уже разобрано?

Правда, иногда он и сам не мог понять: почему он не успел забрать полагающееся, когда разбирали всё достойное? И когда это было, и где он, собственно, был при этом?